Моя шоколадная беби. Ольга Степнова

с голубыми прожилками чистых вен. – Дай сорок рублей!

      – Нет!

      – Я тебе завтра вечером отдам!

      – Нет!

      – Ну, тогда я не отдам тебе завтра вечером сорок рублей!

      Катерина захохотала, достала кошелек и протянула Майклу полтинник. Роберт Иванович тоже заулыбался, вытащил из кармана мятые десятки и сунул их Майклу.

      – Держи, парень! И мне отдашь, чтоб не обидно было.

      Дорога летела навстречу, и не было в жизни ничего лучше на скорости поглощаемых километров. Роберт водил уверенно и легко – без юношеского выпендрежа, но и без излишней возрастной осторожности. Катерина разулась и вывесила ноги в окно. «Для обдува», – объяснила она. Встречные машины приветственно сигналили, выражая восторг шоколадным лодыжкам и розовым пяткам.

      – А как называется райское место, где мы будем сливаться с природой? – спросила она после двух часов беспрерывной езды.

      – Волынчиково, – ответил Роберт, смеясь. – Эй, что-то не так?!

      Он увидел, как лицо Катерины превратилось в застывшую экзотическую маску.

      – Что-то не так?

      Все не так. Все к черту. Отдых безнадежно испорчен. Душу будут терзать гнусные воспоминания, и никакие амбарные замки не спасут. Какая же дура она, что не сразу спросила, в какой деревне находится дом. Но Роберт в этом не виноват, и нельзя его делать заложником своего испорченного настроения.

      – Все отлично, Роберт Иванович! – Катерина втянула ноги в салон и втиснула их в босоножки. – Кажется, дождь собирается.

      – Абсолютно чистое небо! – отрапортовал Роберт, и тише добавил:

      – Это у тебя на душе кошки скребут.

      Чуткий, нежный, и понимающий.

      Катерина натянула улыбку.

      – Все нормально, Роберт Иванович! Полный вперед!

      – Полный! – Он вжал педаль газа в пол, и они понеслись, рискуя взлететь.

      Дом оказался домищем, а с прилагавшейся к нему территорией тянул на усадьбу. Черепичная крыша, бревенчатые стены, ситцевые занавески на окнах, цветные половички, и печка – чудо, а не печка, беленая, с полатями, с поддувалом, чугунными заслонками и дверцей. А еще там была кровать с сеткой и шариками на спинке. Только в старых деревенских домах еще остались такие кровати с блестящими металлическими шариками. Катерина в детдоме всегда их свинчивала и прятала под подушкой, в надежде заиметь свои личные игрушки. Но воспитатель шарики находила, называла Катерину воровкой и лишала ее сладкого на три дня. Катерина шарики опять свинчивала, опять прятала, и опять не пила компот, который и сладким-то никогда не был.

      Она плюхнулась на кровать, застеленную простеньким покрывалом, и покачалась на сетке, как в детстве.

      – Тебе нравится? – спросил Роберт, разгружая на столе сумку с продуктами.

      Катерина выглянула в окно. Палисадник зарос черемухой, а между двойными оконными рамами, которые так и не убрали с зимы, лежала вата, на ней – яркие гроздья красной рябины.

      – Рай для миллионера, – вздохнула Катя. – И петухи по утрам?

      – Много петухов!

      – Кто же за всем этим смотрит?

      – Парамоновна, соседка. Я приплачиваю