Тимош и Роксанда. Владислав Бахревский

на себя.

      – Тогда изволь! Правда, жену мою я отправил в Чигирин.

      Хмельницкий призадумался.

      – Ты желаешь, чтобы я отпустил тебе грехи сегодня же?

      – Чего же ждать завтра, когда есть у нас доброе нынче?!

      – Ты пил вино. Я не могу тебя исповедовать.

      – А без исповеди отпустить грехи никак невозможно?

      – Все возможно, сын мой!

      – О, святейший! Гору снимаешь с моей обремененной души. Великую гору.

      Из митрополичьих палат перешли в церковь. Патриарх отпустил Хмельницкому грехи, разрешил обвенчаться с мужней женой и в награду от гетманских щедрот получил тысячу золотых монет да шестерку лучших лошадей.

      Патриарх Паисий отдарил святыми реликвиями. Было гетману дадено: три самовозгорающиеся свечи, молоко Пресвятой Девы и миска лимонов.

      Той же ночью у гетмана с патриархом случилась долгая, задушевная беседа.

      – Я еду в Москву, – сказал Паисий, – потому в Москву, что она – единственная сущая в мире опора православной церкви. Есть Василий Лупу, всячески украшающий землю храмами и монастырями, но он вассал турецкого султана. Есть скряга Матей Бессараб, который тоже не даст нашу Святую Матерь в обиду, но и Бессараб ходит у турок на цепи. Униатская ересь – злонамеренная кознь папы римского, задумавшего подрубить корни дуба, чтобы затем сжечь погибшее от жажды дерево. Смотри, гетман, в тысячу глаз, как бы тебя не обошли, не оплели невидимой сетью измены.

      – Я и сам знаю, что сети уже плетут на мою голову, – согласился Богдан. – Король одной рукой дает мне булаву, а другой рукой дает врагам моим меч против меня. Коронным гетманом поставлен Иеремия Вишневецкий. Недолго будет этот князь региментировать у меня. Сам в Крым поеду и освобожу прежних гетманов, если слово дадут помириться со мной. А не дадут слова, велю им головы поотрубить. А этот князек у меня за Днепром не показывайся!

      – Ты, я вижу, сын мой, во всем полагаешься на хана, но можно ли ему так доверять? – опечалился Паисий. – Я ли не знаю, чего стоят заверения вельмож Оттоманской империи? Православному ли человеку ждать искренности от мусульманина, для которого война с гяурами – священный закон?

      – Но что же мне делать?! – воскликнул Хмельницкий.

      – Просить помощи у московского царя.

      – Царь глух к мольбам! Я написал ему два стога писем, а в ответ – туман.

      – Только соединившись с Москвой, Украина обретет мир, а церковь наша православная – станет твердыней, на которую все мы, живущие на зыбких островах святой веры, будем уповать, потому что острова наши посреди враждебного моря погибели.

      – Заступись за меня перед московским царем, святейший отец!

      – Я обещаю тебе мое заступничество, но думаю – этого будет мало. Ты должен отправить к царю полномочное посольство.

      – Если я отправлю посольство в открытую, меня митрополит Косов анафеме предаст, а то и отравит. Давай, святейший отец, правде в глаза поглядим. Выгодно ли Киевскому митрополиту Москве поклоняться? Да нет же! Нынче он сам себе князь. Подчинен он