Тимош и Роксанда. Владислав Бахревский

знаешь что. Нынче ночью ведьмы – как беззубые кобели. Силы-то у них нынче никакой.

      – Клад, что ли, идете искать? – удивился Тимош.

      – А чего? Нынче ночью все деньги, в землю зарытые, синим огнем горят. Брось шапку – в рост копай и добудешь. Брось пояс – по пояс копай. А мы сапоги кинем, чтоб копать по колено.

      – Пойдемте со мной в поход, три клада добудете.

      – Какой поход! Замирение.

      Тимош промолчал. Теперь и ближнему другу не скажешь всего, что знаешь.

      – Пойдешь? Не денег ради, а чтоб удачу попытать!

      – Гонец сегодня будет, – сказал глухо Тимош. – На мою долю накопайте, я вас тоже не забуду.

      Отвернулся. Парубки пошли, оглядываясь на молодого Хмеля, и тот тоже посмотрел им вослед, и лицо его сморщилось. Хотел улыбнуться – не улыбнулось Обида взяла за грудки, да тоже обмякла. Так и стоял с лицом что печеное кислое яблоко.

      2

      Монах был выше Тимоша на три головы. Статный, с огненным синим взором, с бородой шелковой, русой, с губами розовыми, как цветок. Он осенил казака крестным знамением и потом поклонился учтиво, но с достоинством.

      Тимош глядел и слушал красавца в рясе, и злоба, как пыльным мешком, накрыла его.

      Не отвечая на приветствия, косясь через плечо на обозного Черняту, пришедшего на прием посланца Иерусалимского патриарха Паисия, Тимош ткнул рукою себе за спину, где стоял приготовленный для трапезы стол, и буркнул:

      – С дороги выпей да поешь.

      Монах опешил от столь явной нелюбезности, но нашел в себе силы улыбнуться с заговорщицким простодушием.

      – Его святейшество кир Паисий своей святой волей устранил все преграды, омрачавшие блистательные дни вашего отца, и я с величайшим наслаждением подниму здравицу за счастье великого гетмана Богдана и его законной супруги, несравненной пани Елены.

      Тимош ухмыльнулся, сплюнул и тотчас наступил сапогом на свой плевок.

      Монаха озарило – сын Хмельницкого мачеху любовью не жалует, но было непонятно другое: кто ныне истинный хозяин в Чигирине – пани Елена или этот молодец? Патриаршие подарки: молоко Пресвятой Девы, блюдо лимонов и самовозгорающиеся свечи – были отдарены самым ничтожным образом. Монах получил из рук пани Елены кошелек с пятьюдесятью талерами. Ладно подарки, но благословение на брак! Заочное бракосочетание, которое возвело мужнюю жену ничтожного шляхтича если не в королевское, то по крайней мере в княжеское достоинство! Патриарх Паисий ждет иного подарка. Княжеского, если уж не царского. Ведь киевские иерархи совершить противозаконный брачный обряд отказались со всею непреклонностью…

      Участь дипломатов – скрывать и радость, и ярость, терпеть незаслуженные обиды, первыми принимать на себя беды, уготованные для их повелителей и народов.

      – Пей! – сказал Тимош монаху. – Ты пей. В твоем Иерусалиме такой крепкой водки днем с огнем не сыщешь.

      – Крепость русской водки не уступает силе русских воинов, – нашелся монах.

      – Ты пей! Пей! – Тимош подливал водку в кубок гостя и, чтобы тот не увиливал, пил сам.

      «Господи, помоги! – держась из последних сил, взмолился