Тимош и Роксанда. Владислав Бахревский

Спать я хочу, Ганжа. Уходить утром всем! Не уходить, а бежать. Бежать!

      Повалился в одежде на пышную панскую постель и заснул.

      Глава четвертая

      1

      Тяжелыми хлопьями плюхался мокрый первый снег. Тяжелыми пепельно-коричневыми, черными, желто-зелеными клубами там и сям вдоль дороги поднимался дым. Люди жгли что попало, лишь бы отогнать от своих жилищ моровую язву.

      Богдан ехал в легком лубяном возке. С утра ему думалось о Кривоносе. Максим был прав, когда укорял его за пышную постель. Ради Елены завел такую постель, а ведь весь на виду, вся жизнь на виду. Казаки на многое глаза закроют, а вот пышной жизни гетману не простят. Пышная жизнь не для казачьего гетмана, для коронного, а на всякого коронного у казака рука чешется.

      Замаячила впереди деревенька. Треснутый колокол затрезвонил бестолково, но счастливо. Видно, с колокольни приметили казачье войско.

      – Гетман где? Гетман? – Суматошные поселяне метались от возка к возку с хлебом и солью, прикрывая и хлеб, и соль от снега узорчатым рушником.

      – Тебя, отец, спрашивают! – подскакал к возку Хмельницкого Тимош.

      – Коли народ спрашивает, надо к народу идти, – многозначительно сказал гетман.

      Возница свернул на обочину.

      Хмельницкий вышел из возка. И тотчас за его спиною появилась и стала расти, как на дрожжах, казачья старшина.

      – Мы тебя заждались! – кинулся к гетману мокрый попишка, рыженький, кудлатый, отирая локтем косматые брови, с которых капало, и заодно кругленький нос, с которого тоже капало. – Прими от всего христианского мира, за спасение наше, за храбрость твою, что один не побоялся встать против двенадцатиглавого дракона. Не побоялся, и вечная слава тебе в награду!

      Попишка прослезился, перекрестил гетмана, дал ему поцеловать свой резанный из дуба деревянный крест. Тотчас скинул этот крест с шеи и надел на гетмана.

      Крестьяне поднесли хлеб и соль, и Богдан отведал хлеба и соли. Приняв дар, передал его старшине. А снег сыпал такой, что и в двух шагах не видно было человека.

      – Люди! – сказал гетман. – Вам низкий поклон, что не оставили меня один на один с драконом.

      Поклонился, коснувшись рукой земли.

      – Много еще всякого будет на нашем пути, но Бог не оставит нас.

      Гетман сел в возок, и тот возок скоро затерялся на дороге среди экипажей всяких мастей.

      Богдан держал на ладонях деревянный крест и думал: «Первая моя награда. Может, самая дорогая. Хорошо как сказал кудлатый поп: “За храбрость”. То-то и оно! Кто смел, тот и съел».

      И встрепенулся: не те слова сказал людям. Больно мудрено сказал, надо было проще. Надо было сказать так: «Не выдам вас, люди. Никому! Никогда!» И крест поцеловать. Вот что надо было сказать. Вот ведь что!

      К возку подскакал Иван Выговский:

      – Богдан, можно к тебе?

      – Лезь.

      Генеральный писарь с седла ловко перевалился в возок. Глаза блестят, нехорошо блестят. Иван чует это, прикрывает их веками.

      – Ты только не очень… Весть недобрая…

      – Что?!

      – Кривонос