Пион не выходит на связь. Александр Леонидович Аввакумов

превратилось в небольшие промежутки между заходами самолетов. Немецкие штурмовики и истребители, словно на параде, крутили над головами обезумевших от страха людей «карусель», совершая один заход за другим. Прошло еще минут пять, показавшихся Тарасову целой вечностью. Расстреляв весь боезапас, самолеты издевательски покачали крыльями и исчезли за лесом. Стало тихо. Отчетливо было слышно, как трещат в огне деревянные теплушки, истошно кричат раненые. На насыпь поднялся офицер и хриплым голосом прокричал.

      – Стройся!

      Тарасов отряхнул с колен сухие елочные иголки, поправил гимнастерку и зычно продублировал команду командира роты. Все живые и легкораненые бойцы стали медленно подниматься с земли и направляться к месту построения. Командир батальона, майор Малышев, раненый в руку, обошел строй. Потери были ужасны. Батальон, еще не успевший вступить в бой с противником, потерял более половины личного состава.

      – Как фамилия, сержант? – спросил он Тарасова, остановившись напротив него.

      – Сержант Тарасов, командир отделения разведки.

      – Потери в отделении есть?

      – Нет, товарищ майор! Бойцы вовремя укрылись от бомбежки в лесу.

      Он повернулся к командиру роты, старшему лейтенанту Окуневу, и, указав пальцем на Александра, произнес:

      – Вот вы мне скажите, товарищ старший лейтенант, почему отделение Тарасова не понесло потерь? Что молчите? Тогда я скажу вам. А все потому, что он вовремя подал команду, чтобы его бойцы укрылись в лесу. Почему другие командиры рот и взводов не подали подобные команды? Вот если бы все так поступили, то батальон бы не понес таких потерь.

      Он повернулся в сторону стоявших недалеко от него командиров. Те мгновенно вытянулись в струнку и стали «есть» глазами комбата. Снова последовала команда, и вдвое поредевший батальон двинулся на запад пешим строем, оставив на месте бомбежки санитаров. Где-то вдали еле слышно гудела канонада. Солдаты шли, молча, многие еще не отошли от авиационного налета, вида крови и трупов своих товарищей. Иногда они останавливались и прислушивались к доносившимся раскатам канонады. Неожиданно колонна остановилась. Тарасов вышел из строя и посмотрел вперед. Около штабной «Эмки», которая появилась откуда-то со стороны поля, стояли несколько офицеров, в том числе и их комбат. Недалеко от легковушки стояли броневик и пара мотоциклов.

      – Командиры рот! – крикнул один из офицеров осипшим голосом. – Ко мне!

      Старший лейтенант Окунев, придерживая левой рукой полевую сумку, стрелой устремился к нему. Он приложил руку к фуражке и четко доложил о численном составе роты. То ли доклад ротного не понравился ему, то ли еще что-то, но лицо офицера исказила недобрая гримаса. Батальон затих, слова офицера, а это был полковой комиссар Мельников, словно гвозди, легко входили в сознание стоявших солдат.

      – Какой полк! – закричал он на комбата. – Вы что не знаете, майор, что немецкие танки прорвали фронт и сейчас движутся в сторону Киева?

      Комбат явно был растерян и не знал, что ответить