Мёд жизни. Лидия Сычева

аду – в реанимации – у них был райский уголок – отдельная палата, где стараниями черноглазого ангела – мальчика-врача (всё решалось в первые сутки!), Ваню вернули к жизни.

      – Ещё хоть денёк полежать бы здесь, – просил он заведующего.

      – Мы и так вас держим нелегально, у нас больше трех суток нельзя – либо на поправку, либо на тот свет… А вы у нас пятые сутки… Нам отчитываться надо за место, понимаете?

      (В реанимации их любили – Женя чувствовала. Потому что врачи, наверное, понимали, что тут не просто «медицинский случай», а другое, редкое, про которое в книгах пишут или в кино показывают.)

      Их перевели в отделение неврологии. Вот где было по-настоящему страшно: в шестиместной палате четверо сумасшедших.

      – Кваску! Катя, кваску! – кричал и рвался привязанный к кровати здоровенный малый в памперсах. Он не различал день и ночь, медиков и пациентов. В минуты просветления он угадывал лишь Катю и тогда плакал, скулил от боли. Полупарализованный, дергался левой стороной тела, отказываясь ходить на судно – стеснялся. Рвался в туалет. Он жутко кричал ночами, никому не давая спать.

      «Бедная Катя! – Она видела покорную спину несчастной женщины. Катя приходила после обеда, кормила больного, ухаживала за ним. – А ведь на её месте могла быть я!»

      – Не имей сто рублей, а имей… Что имей? Рубанов, думаем, думаем!

      Врач-педагог учила говорить лысого, усатого мужика. Он мычал, глупо улыбался.

      – Вспоминаем! Не бездельничаем! Без труда не выловишь и рыбку… Откуда тащим рыбку? Рубанов, в чём проблема? Ну, откуда рыбка?

      – Так, всё ясно, думать не получается. Повторяем за мной: не всё коту Масленица.

      Рубанов, потея, краснея и заикаясь, выдавливает из себя слоги.

      – Молодец! И дальше: не всё коту Масленица, будет и Великий пост…

      На фоне общего безумия Миша Корнеев смотрелся совершенно нормальным.

      – Вы чего здесь? – изумилась Женя.

      – После инсульта – адские боли. Боюсь, что с ума сойду. Лечусь.

      – Помогите Ивану Сергеевичу, если что попросит, ладно? Мне домой надо.

      С Мишей они подружились (вот и «друг семьи» у них появился!). Корнеев приглашал: «Как выздоровеете, приезжайте ко мне в Можайск на лошадях покататься. У меня ферма своя».

      В неврологии они пролежали недолго. Врач, похожая на студентку-отличницу из сериалов (в круглых очках, с круглой же головой), перевела в терапию: «Там поспокойней».

      Если Ваня начинал жаловаться, мол, его шатает, нет сил, и когда же станет легче, Женя напоминала ему про палату безумных: «Не всё коту Масленица…» или «Катя, кваску!».

      Не дай нам бог сойти с ума, уж легче посох и сума…

      Любовь была разлита в мире, любовь решала всё: видя её самоотверженность, таяли самые холодные сердца, врачи, медсёстры, все они жили привычкой, очерствели душой – без этого можно сойти с ума от страдания, а любовь – она ведь редкость в больницах; в больницы попадают нелюбимые, любимые счастливы и не болеют, нелюбимым выказывают жалость, участие, внимание,