Берлинская жара. Дмитрий Поляков-Катин

с подносом под мышкой и плывущей походкой приблизился к вновь пришедшим.

      – Чего изволите? – с отчужденной любезностью спросил он.

      Старик заказал лимонад и сто грамм охлажденного шнапса.

      – Ладно, давай говорить, – сказал Гесслиц и отхлебнул пива. – Отсюда не слышно.

      – В том, что сообщил тебе Оле, ничего не изменилось. – Хартман сунул в рот сигарету. – Послезавтра, в два часа пополудни, здесь, на площади. Буду я и Оле. Ты не ходи. Как и договорились, если окно моего кабинета не будет приоткрыто – значит что-то пошло не так… Ну, в общем, ты сам знаешь, что тогда делать.

      – Угости сигаретой, – сказал Гесслиц. Франс протянул пачку. – Планы Панкова я передал Оле. Он прошел весь маршрут.

      – Знаю.

      – Там есть свои тонкости. Я кое-что подготовил. На всякий случай.

      Еще раз они обозначили все пункты предстоящей встречи со Шварцем на Рыночной площади.

      Держа на подносе стакан лимонада и стопку шнапса, официант вернулся к старику с ребенком. Слегка нагнулся, отведя руку с подносом в сторону, и спросил:

      – Кому шнапс?

      Старик изумленно посмотрел на него, побагровел от возмущения и ткнул пальцем в мальчишку:

      – Ему!

      С невозмутимым видом официант поставил шнапс перед ребенком, лимонад – перед стариком и спокойно удалился. Старик сокрушенно выдохнул, покачал головой и поменял стаканы.

      Когда всё было оговорено, Гесслиц сказал:

      – Вчера от Старика пришла шифровка. Он информирует, что личный врач Гиммлера Феликс Керстен, он гражданин Финляндии, мануальщик, у него клиника в Берлине, что он побывал в Стокгольме и там встретился с Абрахамом Хьюиттом, который является рукой Рузвельта в Швеции и агентом Управления стратегических служб. Вероятно, Гиммлер начал прощупывать почву для контакта с американцами. Вероятно, это была их первая встреча. За нее Гиммлер заплатил тем, что тайно выпустил из лагеря в Голландии небольшую группу евреев.

      Хартман задумался, задержав горящую сигарету возле губ.

      – А чья это идея? – спросил он. – Сам Гиммлер до такого бы не додумался.

      – Судя по всему, это предложил Керстен. Так считают наши. Вероятно, у них есть основания так считать, иначе они бы этого не говорили.

      – Разумеется, ни с Борманом, ни с Герингом такая акция не согласовывалась…

      – Что угодно, но Гиммлер не похож на самоубийцу.

      – Интересно… Это интересно… Такое может позволить себе только один человек в рейхе. – Хартман затянулся, выпустил дым через ноздри и загасил окурок в оловянной пепельнице. – Хорошо, подумаем над этим после Панкова. Идем?

      – Погоди, – удержал его Гесслиц, и голос его потеплел. – Тут еще кое-что. Взгляни.

      Он выложил перед Франсом две фотокарточки. Франс замер. На одной был чернявый, смеющийся мальчишка лет шести с торчащим кверху чубчиком на бритой голове, в коротких штанишках с одной лямкой. На другой – он в окружении смеющихся детей, позади – женщины в халатах, очевидно, воспитательницы,