По ту сторону снов. Дмитрий Семишев

никого не было. В дальнем уголке, скорбно склонившись перед своей картиной, сидел на скамейке в задумчивости Славка Плюснин.

      – Чего, добрый молодец, не весел? Чего головку ниже колен повесил? – бодро спросил Антон.

      Слава поднял голову:

      – А, привет, привет. Где пропадаешь? Давно тебя не видно было.

      – Работа, мил человек, работа проклятущая заела. А ты чего грустный такой?

      – Да вот, смотри, – Слава кивнул на картину. Там был изображен осенний пейзаж. Земля, покрытая первым снегом, потерявший уже почти всю листву лес, на берегу нетронутого еще льдом озерца стоит одинокий, слегка покосившийся домишко.

      – Вот, хотел написать печаль покинутого на зиму дачного дома. Или садового домика. Словом, хозяева уехали и оставили его в грустном одиночестве…

      – И, надо признать, это тебе удалось в полной мере, – сказал Антон. Действительно, от картины так и веяло тоской, одиночеством и безысходностью, – только вот…

      – Что? – повернулся к Антону Плюснин.

      – Только вот на этом белом фоне дом у тебя как будто висит.

      – Так и я о том же! Когда писал, казалось все ясно и хорошо, и понятно. А сейчас смотрю, повис домик-то в воздухе. И понять не могу, как его к земле привязать. Снег, понимаешь? Кругом снег. Вроде ясно все. А с другой стороны посмотришь, дом висит, опоры нет. Как же его приземлить?

      – А ты поленницу пририсуй к нему, – вдруг родилась у Антона мысль, – поленница уж точно обозначит некую опору всей композиции.

      – Хм, а в этом что-то есть! Как думаешь, сюда ее, или вот так? – Славка обратной стороной кисточки, что держал в руках, стал водить по картине.

      – Слава, тут без ста грамм никак не обойтись. Доставай стаканчики.

      Плюснин раскрыл свой саквояж, с которым никогда не расставался, порылся там в скопище кистей, коробочек и тюбиков с красками, достал два пластмассовых складных стакана:

      – Тебе какой: зеленый или сиреневый?

      – Слава, ёшь твою, какая разница? Мне, чтоб не протекал, а цвет не имеет значения.

      – Темный ты человек, Антоха, – вздохнул Плюснин, – в этом мире имеет значение абсолютно все. И цвет – в первую очередь!

      Они выпили, захрустели «соломкой».

      – А Пасека где? – поинтересовался Антон.

      – Толик ушел уже. Плохо себя чувствует. Ты, кстати, в курсе, что он безнадежно болен?

      – Кто?! Толик Пасека?! Как так?

      – Да вот так. Не знаю, как там по-научному эта болезнь называется. Что-то типа туберкулеза костей, что ли. А тут еще одну болячку у него нашли. С позвоночником что-то. Как бы гнуться он перестает.

      – Неужели «Бехтерева»? – охнул Антон.

      – Да, точно, точно, «Бехтерева». Жалко парня. Безусловный талант. Мы все по сравнению с ним так, детская мазня. Ты последнюю работу его видел?

      – «Око Вселенной»?

      – Да нет! Он же