Тридцать три ненастья. Татьяна Брыксина

Капитан мог и не знать заранее, кто у него будет шкипером, боцманом, главным механиком. Нас это крайне удивило.

      Наконец пригласили и нас на посадку, разместили в медчасти: меня – в каютке фельдшера, а Василия – прямо в лазарете, где посерёдке стерильно-белого, светлого помещения стояла медицинская кровать со множеством рычагов, кислородных трубок, шнуров электропитания. По периметру – шкафчики с медикаментами и столы с операционным инструментарием. Собственно, Василию предназначалась лишь кровать для сна. На дневное времяпрепровождение у нас была каютка с узкой шконкой, столиком и двумя прикрученными к полу табуретками.

      «Угольный» ожил в мгновение ока. Забегали матросы, загремел кастрюлями камбуз, заработали системы машинного отделения, дали свет, загудела вентиляция. А капитан уже ходит по этажам, заглядывает в каюты, даёт распоряжения. Заглянул и к нам. Мы представились, рассказали о цели нашего присутствия на РТМ.

      Первую встречу с экипажем назначили в общем кубрике на тот же вечер. Питаться нас пригласили в кубрик руководящего состава. И поплыли!

      Читать стихи пёстрому корабельному народу, не отличающему Бабеля от Бебеля и Гоголя от Гегеля, было нелегко, но в чём они, трудяги, были виноваты? Ни в чём! Подрядившись на каторжный труд, люди думали лишь о заработке и поэтические паузы воспринимали не иначе как короткую передышку. Но мы работали профессионально – и голосом, и лицом, вовлекали их в разговор, отвечали на вопросы. Нам вежливо хлопали.

      Первый ужин с обязательным при выходе в море бокалом красного вина нам понравился обильным рыбным разнообразием, великолепными свежими булочками. Утром, позавтракав, мы с Василием поднялись на верхнюю палубу. Море поразило необычным бежевым цветом. На водной глади, как гигантские одуванчики, едва касаясь поверхности, держались шарообразные облака туманной влаги и мелких дождевых капель. Невероятно! Такого мы не видели никогда. Судно, двигаясь по своему строгому курсу, ныряет в это облако и через минуту выныривает, а ты стоишь на палубе и не можешь понять, почему стал вдруг мокрым с ног до головы. В некотором отдалении проплывали невероятно зелёные, малахитового цвета острова – большой и поменьше.

      – Шикотан проплываем, – сообщил палубный матрос, надраивая бронзовые поручни.

      – Господи! Вася, какая же красота! – не смогла я сдержать восторга.

      – Ничего! Прямо как у меня на Панике, – ответил вздорный казак Макеев.

      Каждый вечер мы выступали на «Угольном» – слушатели менялись. А днём нас пересаживали на идущие параллельным курсом суда, иногда – встречным. Отвыступали, путёвки проштамповали и возвращаемся на свой РТМ.

      Однажды Василию захотелось простой супружней ласки и он позвал меня к себе в лазарет:

      – Тáнюшка, что-то мне одиноко. Иди полежи со мной.

      Я прилегла рядом, обняла его за плечи, но лежать было так тесно и неудобно, что в поисках опоры рукой нажала какой-то рычаг. Рычаг подался вниз, кровать перевернулась, и нас в секунду скинуло на пол. До схода на берег Макеева на подвиги уже не тянуло.

      Срок