Собрание сочинений. Том 1. Священное одиночество. Виктор Ростокин

Иль смерды? Иль быдло?

      Отшибло им руки, мозги!

      Кусаю я горькую былку

      И – дума: смоги… помоги…

      Чтоб завтра беда не случилась:

      Грабеж. И пожар… Самогон.

      Сидит на порожке учитель.

      – День добрый…

      – А добрый ли он?

      Один вот… А школа пустая,

      Ее уж продали на слом.

      И прядь задрожала седая.

      И в высях рассерженно гром

      Ударил.

      – Господь недоволен.

      Подамся в монахи, видать,

      Коль я подчистую уволен

      И больше тут нечего ждать.

      Уже борода вон готова

      И посох дорожный готов.

      Уйду из родимого крова,

      Ненужный историк Петров.

      А гром еще раз прокатился

      По небу, по тверди земной.

      – Прости… – я ему поклонился

      И тоже обжегся слезой.

      Пред осенней стужей

      Пастух небесный бражничал всю ночь,

      И дебоширил он, кнутом стреляя,

      И, травостой дождя чтоб не толочь,

      Сшибались тучи, искры высекая.

      И все в округе, позабыв про сон,

      Под ритмы грома смешанно плясало:

      Столетний дуб, скирда, станица, Дон

      И Разина утес с лихим оскалом!

      Что это? Преднамеренный шабаш

      Нечистой силы пред осенней стужей?

      И мой, огнем охваченный, шалаш —

      Похож он на жар-птицу – близко кружит

      В прощальном танце: кончена пора

      Благоуханных, радых песнопений.

      Грозит расправой Стенькина гора,

      Мелькают вспышки, неуклюже тени

      Толпятся, шебуршат и гонят прочь!

      Я отступаю в заросли колючек.

      Напор стихии мне не превозмочь?

      Не тот, как говорится, выпал случай?

      Шалаш – мой поэтический приют

      На время очарованного лета —

      Золою стал. Сам торжествует, плут,

      «Свое пространство» угольками метит.

      Но я успел с тетрадкой ускользнуть

      За безопасные пределы духа.

      – Не ты ль отшельник?

      – Разгадал я суть…

      Я голоден.

      – Возьми, браток, краюху.

      Я тоже вот философ. Сторожа

      И вы, поэты, сроду были братья,

      У нас одна житейская межа,

      Не нитками мы сшиты – крепкой дратвой!

      Я откусил. И пожевал:

      – Твой хлеб

      С горчинкою…

      – В нем полынок и ветер,

      Отведавши, прозреет, кто был слеп,

      Глухой услышит звуки, белым светом

      Возрадуется, кто готовил смерть

      Себе, прощение – награда мужу,

      Он от амуровых не спасся стрел,

      Теперь супруге верен и – не тужит!

      Так мы стояли на краю земли,

      И лики наши в сполохах являлись,

      Как две иконы. Тучи шли и шли

      И небеса от грома сотрясались.

      И оставался страх. Полночный гвалт.

      Последняя гроза всегда такая:

      Хмельно-бурлив ее девятый вал —

      Но срок его величья истекает.

      Все стихнет: дуб столетний и утес,

      Река большая.