Собрание сочинений. Том 1. Священное одиночество. Виктор Ростокин

бисером! Сама краса и сила!

      Забытая румяная заря!

      Потом она качнулась…

      – Закружилась…

      Я ей помог присесть, водички дал.

      Но счастием ее глаза лучились,

      И я глубоко, радостно дышал.

      – Ты праздник подарил мне, Алексеич,

      Такой шальной давно я не была!

      Насыплю я тебе дурашных семечек.

      Вон уж машина за тобой пришла.

      – Но где стишок, что ты пообещала,

      Давнишний мой?

      – Так это я сейчас…

      Но тост давай поднимем-ка сначала

      За хутор, за Панику и за нас!

      За то, чтоб повстречаться новым летом!

      – Не на земле, так в райских небесах!

      – Тобою сочиненные куплеты —

      Они, как земляника на устах:

      «Челку ты расправила

      (Улетит – не тронь!).

      Как ты мне понравилась

      В пляске под гармонь!

      Платье, будто в инее —

      Белое в лучах,

      И косынка синяя

      Бьется на плечах!

      Щеки разгораются,

      Как зари венец!

      Гармонист старается —

      Тоже молодец!

      Кружишься с улыбкою

      На виду у всех…

      Ночь такая хлипкая —

      Все кругом в росе.

      И луна гнилушкою

      Тлеет на плечах

      Облака… Мы слушаем —

      Журавли кричат.

      Ты такая кроткая:

      Пляски не стыдись,

      Не она б, короткая,

      Мы бы не сошлись».

      – Да, это мой… Мне было лет семнадцать.

      – И мне семнадцать было. Посвятил

      Его ты мне. Годочки те приснятся…

      Сон сердцу моему настолько мил,

      Что просыпаюсь вся в слезах счастливых.

      – Зачем сейчас, Мария, плачешь ты?

      – Мне наяву открылось нынче диво:

      Со мною разговор вели цветы.

      А за Паникою, за гатью кто-то

      Кого-то окликал: вернись… вернись…

      Не оборвись, Великой Песни нота,

      Святая Жизнь, на родине продлись!

      Бесовщина

      Облачное ожерелье.

      Солнечный лак. Роса.

      Часам к десяти примерно

      На ипподроме сельском

      Многоголосье – всякий

      С кривых прогнивших скамеек

      Жаждет увидеть зрелище

      Почти мирового значенья,

      Хотя его зачинатель,

      Организатор и заводила

      Пьяница-конюх Сашка,

      С придурковатой улыбкой,

      А руки вечно в навозе.

      Сашка глотнул с четвертинки,

      Мелькая на заднице латкой,

      Пошел «парадом» командовать,

      Чем громко всегда гордился!

      Дошел до железки, ударил

      Куском арматуры по ней

      И вслед всплеснувшимся звукам

      До самых ушей улыбнулся,

      Как будто каждому нынче

      Подарок большой обещая,

      Рублем золотым или камнем

      Жемчужным иль чем-то еще,

      Что сам отродясь и не видел

      И даже не снилось ему…

      Ах, Сашка, дурашка, пропойца,

      Поймешь ли

                  (пожалуй,