Книга о странных вещах. Сергей Синякин

на правый фланг!

      – Они сейчас служить в армии не очень-то хотят, – старческим тенорком пропел дед Максим, который, по словам деда, прошел с ним всю войну. – Им бы пивко попивать да девок щупать.

      Сашка вспыхнул.

      – Ладно, – остановил его Болотов. – Не приставай к пацану. Сашка, выпьешь с нами?

      И, прежде чем дед Степан остановил его, поднес парню граненую стопку.

      Сашка принял стопку, в нем еще психовало самолюбие, уязвленное словами деда Максима, не давая нормально соображать.

      – Ладно, – сказал он, поднимая стопку. – За победу великой Германии!

      И залпом опрокинул стопку в рот.

      За столом замолчали. Тишина была напряженной, вымученной, как всегда бывает, когда кто-то что-то сделает или скажет не так.

      – А что, – спросил Сашка, продышавшись. – Победители так не живут. Вон они, побежденные, баварское пивко хлещут, окорока жрут да на «меринах» катаются…

      За столом молчали.

      – Ладно, сучки старые, празднуйте свою победу!

      Этими словами Сашка пытался перевести все в шутку, но получилось только хуже – старики, пряча друг от друга глаза, стали собираться, и вскоре дед Степан остался за столом один.

      Сашка прошел в свою комнату, нашел три сотни, приготовленные на сегодняшний вечер. Верка ждала на улице и надо было спешить.

      – Ладно, дед, не обижайся, – небрежно сказал он, вновь появляясь в горнице. – Но ведь так получилось: побежденные живут себе, а победители в говне утопли. А все из-за коммуняк!

      Дед остался один.

      Сердце жгло, обида требовала обязательного выхода, хотелось догнать внука и сказать ему что-то такое, чтобы он понял. Но слов не было, да и не нужны они были – нет таких слов, чтобы можно было ими достучаться до омертвевшей души.

      Он неторопливо прибрал со стола, вышел на улицу и некоторое время смотрел на закат. Из лугов с протяжным мычанием возвращались коровы, полные вымена их едва не касались земли.

      «Этот День Победы порохом пропах, – неслось откуда-то с другого конца села. – Это праздник со слезами на глазах!»

      Это точно. Плакали они, что там говорить. Даже несгибаемый комбат Корнев, и тот плакал и слез своих не стеснялся. И медсестра Анечка целовала всех подряд и все спрашивала: «Неужели и в самом деле конец? Неужели больше стрелять никто не будет?» А через два дня ее убил какой-то заблудившийся немец, который не знал и не хотел знать о капитуляции своих генералов. И комбат Корнев подорвался на мине уже дома, когда на трактор сел. В войну ведь как – мины ставили на опасных направлениях, а карты полей не всегда сохраняли. Поле-то, конечно, разминировали, да разве за всем углядишь? Ошибка сапера стоила комбату жизни. А ведь всю войну прошел и ни единой царапины!

      Дед Степан встал и прошел к себе. Неторопливо он достал из сундука гимнастерку, в которой пришел с войны, достал сверток с наградами, так же основательно почистил их слегка асидолом, чтобы засияли и вместе с тем сохраняли вид боевых наград, и так же неторопливо прикрутил к гимнастерке ордена – два