Складень. Елизавета Иванникова

ромашками усеяны,

      Ждут в женской юбке косаря…

      Была игуменья Арсения

      Поэзией монастыря.

      15

      Жизнь, словно свечка, угасима.

      Хоть дорог монастырский кров,

      День прославленья Серафима

      Позвал игуменью в Саров.

      Она опасно заболела.

      И хоть мучителен был путь,

      Уже с дороги не посмела

      Обратно к дому повернуть.

      Душа летела вольной птицей,

      Чтобы успеть, не опоздать,

      В святом источнике умыться,

      Во славу службы отстоять.

      Мохнатой охраняем елью,

      Приют лесной не изменён:

      Избушки сгорбленная келья

      И вход в пещерку из неё.

      Доступным стало пониманье

      Того, чему названья нет:

      Ведь тут в смиренье и молчанье

      Святой провёл тринадцать лет.

      Здесь по-иному время длится,

      И тысячу безмерных дней

      На камне старец мог молиться,

      И было всё так близко ей.

      Державы слава и ограда,

      Во плоти ангел Серафим,

      Он с нею был всё время рядом,

      Она молилась вместе с ним!

      О, как страшна молитва бесам!

      Звук проносился, невесом,

      Над тем мордовским

      чёрным лесом,

      Где Болдинский гнездился дом.

      Невинной радостью искрится

      Тот день, что памятью глубок,

      В нем полдня огненные спицы

      Воткнуты в солнечный клубок.

      По лесу, собирая шишки,

      Она прошлась почти без сил.

      Ей всё казалось:

      бурый мишка

      Здесь беспрепятственно бродил.

      И горько сердце стало биться,

      Домой забота позвала,

      Там, в Усть-Медведицкой станице,

      Своя Медведица была.

      Текла сквозь дебри краснотала,

      Закатным пламенем горя,

      И синеву давно впитала

      В название монастыря.

      Там заждались родные тени…

      По Воле Божьей неспроста

      В сей день для матушки Арсении

      Открылись Смертные Врата.

      И так провидчески незримо

      Сплетало нити Бытиё:

      С днем прославленья Серафима

      Кончину светлую её…

      16

      Мы все прописаны в двадцатом,

      В том веке, канувшем давно:

      Мальчишка, бегавший когда-то

      Смотреть военное кино.

      Сосед, что с ним под дулей старой

      Сидел за шахматной доской,

      Потом, задумавшись устало,

      Стоял над кручею донской.

      Пиджак писательский накинув,

      Беззвучный слыша перезвон,

      Следил за журавлиным клином,

      И сердце плакало вдогон.

      Как будто горний ветер дунул,

      И тьма рассеялась над ним,

      Когда из отчества придумал

      Он шестикрылый псевдоним.

      Кто был виновен – Троцкий, Сталин?