Солдат: Солдат. Превратности судьбы. Возвращение. Виктор Мишин

внимание на пальцы, черт, не приснилось все же, тремор появился, хоть и слабый.

      – Глотни-ка вот этого сначала, потом воды напьешься, – ротный протянул свою фляжку и, подождав, пока я сделаю пару глотков, подал другую.

      – Фу-х-х, – выдыхаю, – ты меня вчера этим же напичкал?

      – Ага, тебя и срубило с устатку сразу. Просто сидел и… упал.

      – Бывает, – многозначительно киваю я. – Чего на улице? А то как-то тихо. – Только сейчас замечаю, что у комроты голова под шапкой замотана.

      – Так ночь почти, фрицы сегодня вообще здесь не лезли, хорошо получили. По словам комдива, мы вчера чуть не два батальона у них перемололи.

      – А они у нас? – робко спрашиваю я.

      – Нет батальона. Два взвода, чуть больше. Из командиров только я, политрук, ты и еще пара сержантов, хотя я бы вас всех минимум в капитаны произвел.

      – Перестань, Саша. Как закончилось-то? И что с головой?

      – А-а, царапина. А закончилось… – задумался на секунду ротный, – да как рванули «твой» домик, сразу как отрезало. Танкисты на последнем КВ покружили чуток и вернулись к себе. Тринадцать танков и два самохода сожгли, не без нашей помощи. Немцы сейчас возле железки сидят, тоже раны зализывают.

      – Ясно, какие приказания будут? – спросил я.

      – Комдив приказал отдыхать. Как разгребут с прорывом у сто второй, так определятся, кого и куда нужно «влить». Но там, я думаю, нескоро, пару дней нам отдышаться дадут. На сто второй высоте и на территориях заводов сейчас такая же жара, за месяц вторую дивизию укладывают, наверное.

      – Там хлеще! У нас хоть развалины и подвалы есть, а высота как коленка. – Опускаю голову и смотрю в пол, черт, накрыло слегка. – И в цехах, наверное, черт ногу сломит, тоже не сахар.

      Появилась санитарка. Странно, не Маша. Комроты проследил за моим взглядом, вдруг сказал:

      – Убило ее. Шальная, прямо в грудь, не мучилась, – ротный тоже хлебнул из своей фляжки.

      Молчу. Женщина лет сорока споро делает свое дело. Пока обрабатывала мои ссадины, порезы, ушибы и прочее, включая сорванный с указательного пальца на левой руке ноготь. Увидел, сразу заболело.

      – Сынок, потерпишь? Надо палец промывать, а то нагноится, – по мне так проще отрубить.

      – Дайте тряпку, – взяв из рук санитарки маленький кусочек серой, застиранной тряпицы, встал и, пошатываясь, вышел из подвала. На улице опять было темно. Встав к ближайшему углу, пописал на тряпочку и вернулся в подвал.

      – Привязывайте прямо так, – я положил смоченную тряпочку на место, где раньше был ноготь, и выставил палец вперед.

      Обработка моих «ранений» затянулась на добрых полчаса. Сестра смазала какой-то вонючей жижей даже шишку на голове. Хорошо меня «уделали». Было бы столько ранений, а не ушибов и ссадин, сидел бы сейчас, как мумия. Болит и правда практически все. В голове до сих пор слышится набат.

      – Есть хочется, ничего не завалялось? – в надежде смотрю на командира.

      – Да ты что? Еды у нас теперь хватает. Немчура снабдила как следует! – Ну хоть что-то хорошее на сегодня.

      Поев,