Солдат: Солдат. Превратности судьбы. Возвращение. Виктор Мишин

ватник. Располосовали мне его знатно, занятно, что гимнастерка под ним была цела. Болело все тело, отдыхал, лежа в подвале на паре досок, и обдумывал драку. В нашем взводе не досчитались шестерых, канул в небытие подопытный по рукопашке Приходько, «сидельцы» живые, но изрядно потрепанные.

      – Вот, командир, чуть бы пораньше нам учиться начать, может, так же, как ты, смогли бы вертеться, – заявил кто-то из ребят.

      – Если бы у меня раньше был пистолет, я бы вообще не дрался, а сразу бы стрелял. Блин, ну кто же у нас такой бестолковый-то? Надо же лезть в драку под прицелом немецких пулеметов!

      – Известно кто, – опять тот же голос, – командир второго взвода. С ним уже не первый раз так, и опять потери большие.

      – Он живой, видел его кто?

      – Вроде бы видел, как его ротный песочил, – вставил свое слово один из «сидельцев».

      – Пойду и я добавлю, тем более нашего не видно, взводного, то есть надо у ротного посмотреть.

      – А наш того, при отходе пулю получил, прям в башку. Теперь только по одежке опознать можно.

      – Твою мать, ладно, отдыхайте, хлопцы, я скоро.

      У капитана и правда, были разборки. В комнате стоял дым коромыслом, ротный и политрук песочили молодого лейтеху, как оказалось – заводилу. Этот доблестный засра… драчун, в общем, уже не в первый раз устраивает вылазки с рукопашной. Пользуется тем, что комбат вроде как его хвалит, дескать, бьет фашистов в хвост и в гриву, а то, что и от наших бойцов ничего не остается, скромно умалчивают.

      – Товарищ капитан, разрешите присутствовать? – вошел я и, доложившись, попросил разрешения остаться.

      – Заходи, сержант, ты вовремя. С дымом ты настолько вовремя подсуетился, что просто слов нет.

      – Ладно хоть вспомнил, – буркнул я.

      – Чего делать будем, рота полностью потеряла боеготовность, а если через час приказ о наступлении? – капитан смотрел на ухаря из второго взвода.

      – Да вот пошлем в атаку лейтенанта, пускай он фрицев кулаками в землю вбивает, вдруг батальон пехоты положит? – всерьез говорю я.

      – Ты чего? – подал голос комвзвода два.

      – Да помолчи уж, а то мы выйдем сейчас, тебе сержант объяснит, как людей беречь! – Ого, ай да политрук, вот это сказал так сказал. – С кем в бой пойдешь, лейтенант? У тебя от взвода пять человек, у сержанта…

      – Семнадцать, взводный погиб, – вставляю я.

      – Я и говорю, у сержанта, принимай взвод, Иванов, недолго ждал, благодаря таким вот храбрецам! – капитан смачно выругался.

      – Принял уже. Санитар перевязки заканчивает.

      – Много раненых? – спросил политрук.

      – Хватает. «Двухсотых» шестеро… – Твою мать… осекаюсь я.

      – Каких? – хором разинув рты, спрашивают капитан с политруком.

      – «Двухсотых».

      – Как это? – опять хором.

      – Ну, мёртвых, значит. Безвозвратные потери…

      – Первый раз слышу, чтобы так называли! –