Вторая попытка. Владимир Хачатуров

Базиляна… Положение хуже губернаторского, – вспомнилась историку старинная поговорка русских бюрократов. Шахматное сравнение создавшейся ситуации подоспело чуть спустя. Цугцванг. Любой ход ведет к поражению, и нет никакой возможности воздержаться, проявить благородную галантность французского офицера в битве при Фонтенуа: «Messieurs les Anglais, tirez les premiers»[79]…

      Авенир Аршавирович почти физически ощутил, как его диссертация накрывается большущей беспросветной негритянской задницей.

      – Տեր Աստված[80], – обратился он мысленно к Высшему Разумному Существу, в которого не верил, но без обращений к которому (как и любой из нас) не мог обойтись, – хоть бы он сбежал с урока! Хоть бы все они – оба-два класса – смылись куда-нибудь: в кино, в музей, в театр, в тартарары!..

      Взмолился, усмехнулся, снасмешничал: раньше, мол, надо было обращаться, загодя. Сбегание с уроков всем классом требует определенной подготовительной работы. А ты, Авенир свет Аршавирович, в самый последний момент вдруг спохватился, мольбой потревожить соизволил, а времени-то тю-тю, практически не осталось. Конечно, для Бога всё возможно, но не всё, возможное для Бога, возможно в мире человеческом, где правит беспощадное время. Недаром Христу легче было воскресить протухшего мертвеца, нежели повернуть время вспять, дабы исцелить смертельно занемогшего Лазаря одним своим прикосновением. Или вот еще пример, вспомнил он, кстати и к месту рассказ, переведенный его женой с испанского на армянский для готовящейся к изданию Антологии латиноамериканской прозы. Он, кажется, так и называется: «Тайное чудо». Все чудо Божие в этом рассказе заключается в том, что Бог в ответ на мольбу героя останавливает персонально для него время, чтобы он успел досочинить в уме свою поэму. А весь драматизм в том, что останавливает Господь время прямо посреди расстрела героя. Для стреляющих ничего не изменилось. Офицер скомандовал, они выстрелили, приговоренный упал и умер. Но для последнего прошел целый год за то время, пока пули долетели до цели… Сомнительно, чтобы Бог для него, для Авенира Аршавировича, учудил бы нечто подобное. Даже если бы он обратился к Нему в соответствующих выражениях: «Ты, владеющий химерами нашего мозга и наважденьями наших душ, веками и временем, буквой и словом…» Господи, прервал сам себя Авенир Аршавирович, ну почему Тебя обязательно надо потчевать пафосом и велеречием? Не достойнее ли и Тебя и меня, если я скажу просто и ясно: Տեր Աստված, եթե արժանի եմ, օգնիր ինձ, եթե արժանի չեմ, գոնե խաբար տուր, հասկանանք[81]. Авенир Аршавирович помедлил, прислушался, усмехнулся, уразумел: не потому не сподобился, что недостоин, или повод недостаточен, а потому что без толку. Какую пользу может он извлечь из того обстоятельства, что между двумя мгновениями – скажем, открыванием двери в кабинет истории и вхождением в нее – пройдет целый год? Диссертация не поэма, в уме ее не сложишь, до беловика без чернового текста и уймы вспомогательной литературы не досовершенствуешь. А уж что касается спасения себя и Брамфатурова от крупных неприятностей,

79

Господа англичане, стреляйте первыми. (фр.).

80

Господи Боже! (армян.).

81

Господи Боже, если я достоин, помоги мне, если же нет, то хотя бы дай знать, мы поймем (армян.).