Шоколадная лавка в Париже. Дженни Т. Колган

через которые они только что вышли. Оттуда неслась музыка и оживленные голоса. Дым от сигар поднимался к темному небу.

      Глава 4

      В последний раз папа заходил ко мне в комнату, когда мне было лет двенадцать, не больше. Здесь мое убежище, и представителям мужского пола в него хода нет. К тому же мой папа не из тех, которые заводят долгие беседы по душам. Мой папа из тех, кто развлекает твоих друзей шутками, от которых сквозь землю провалиться хочется, никогда не забывает смазать маслом цепь твоего велосипеда, в Рождество ходит чуть раскрасневшийся и целый день не снимает праздничный колпак. Скорее всего, он никому и никогда не говорил «я люблю тебя» – даже маме. Но это и ни к чему – я ведь чувствую, что папа ее любит. Мальчишек папа иначе как балбесами не называет, но я знаю: когда меня повысили на фабрике «Брэйдерс», он мной гордился.

      Мама только и знает, что нервно тараторить: как я буду дальше жить, что смогу делать, а чего не смогу, какое будущее меня ждет… Как же я устала от этих речей! Я не парализована, не в инвалидном кресле. Всего лишь потеряла два пальца на ноге. Папе даже не полагается синий парковочный значок. Мама, когда узнала, расстроилась. Серьезно. Потом прочла статью в одном из своих журнальчиков, пришла к выводу, что у меня депрессия, и стала что-то бубнить про психолога. Это меня тоже взбесило. Депрессия – тяжелая болезнь, а я просто немного грущу. По моему мнению, когда теряешь часть тела, это совершенно нормальная реакция, и обсуждать тут нечего. Но отрицать не могу, – кажется, будто из себя прежней я превратилась в кого-то другого. Настигало вас когда-нибудь адское двухдневное похмелье? Чувствую себя, как на второй день вот такого похмелья. Не хватает сил, чтобы сделать миллион и одну вещь, взяться за которые просто необходимо. Но их так много…

      Папа тихонько постучал в дверь. Я даже удивилась. Мама никогда не стучится, а мальчишки ко мне не поднимаются: просто орут с первого этажа.

      – Здравствуй, деточка, – произнес он и протянул мне чашку чая.

      Не сказала бы, что мы глубоко патриархальная семья, но раньше папа ни разу не заваривал чай.

      – Сам заварил? – уточнила я, подозрительно поглядывая на чашку.

      – Да, – быстро ответил папа. – С двумя кусочками сахара, правильно?

      Должно быть, у мамы спросил.

      – Можно войти?

      – Ты же у себя дома, – удивилась я.

      Папа явно нервничал. И что еще хуже, когда сел, осторожно достал из кармана два шоколадных печенья в упаковке.

      – Что случилось? – Я пристально взглянула на него.

      – Ничего.

      – Если требуется шоколадное печенье, значит случилось. Не томи, выкладывай.

      – Просто угостить тебя хочу. – Папа покачал головой.

      Я продолжала молча смотреть на него. Так я и поверила!

      – Мне тут звонила твоя учительница… – наконец начал папа.

      – Говоришь так, будто я школьница, – проворчала я.

      – А по-моему, эта женщина и сейчас многому тебя научила, – заметил папа и