Приключения Пиноккио. Карло Коллоди

и яростно чихнул. Тут поникший было Арлекин оживился. Он наклонился к Пиноккио и прошептал:

      – Добрый знак, братишка! Раз хозяин чихнул, значит, ему тебя жалко и ты можешь спастись!

      Надо сказать, что если обычно люди от сострадания и жалости льют слёзы, то Манджафоко, расчувствовавшись, принимался чихать.

      Отчихавшись, Манджафоко прикрикнул на Пиноккио:

      – Не реви! У меня от твоих причитаний живот подводит. Я прямо чувствую… апчхи! апчхи!

      – Будьте здоровы, – сказал Пиноккио.

      – Спасибо. А что, твои отец с матерью живы? – спросил Манджафоко.

      – Отец жив, а матери я никогда не знал.

      – Какое горе будет для твоего отца, если я брошу тебя в огонь! Бедный старик! Как мне его жаль! Апчхи! Апчхи! Апчхи!

      – Будьте здоровы, – сказал Пиноккио.

      – Спасибо. Вот видишь, и я бываю великодушен. А ведь мне нужны дровишки, чтобы дожарить ужин, и ты, честно говоря, пришёлся бы весьма кстати! Ну да ладно, раз я решил тебя пожалеть, о чём теперь говорить. Придётся вместо тебя спалить куклу из моей собственной труппы. Стража!

      На зов немедленно явились два деревянных стражника. Они были высокие и очень худые. На головах у них красовались шляпы, а в руках сверкали обнажённые мечи.

      Манджафоко приказал им:

      – Схватите Арлекина, свяжите его и бросьте в огонь. Мне нужна хорошо прожаренная баранина!

      Представьте, каково было несчастному Арлекину! Ноги у него подогнулись от ужаса, и он упал, ткнувшись носом в пол.

      Это было выше сил Пиноккио, он бросился к ногам Манджафоко и взмолился, заливая слезами его длинную бороду:

      – Сжальтесь, господин Манджафоко!

      – Здесь господ нету, – огрызнулся хозяин театра.

      – Сжальтесь, о рыцарь!

      – Рыцарей здесь тоже нету.

      – Сжальтесь, командир!

      – И командиров нет.

      – Сжальтесь, ваше превосходительство!

      Услышав, что его величают «превосходительством», Манджафоко расплылся в улыбке, подобрел и сразу стал гораздо сговорчивее. Он повернулся к Пиноккио и спросил:

      – Ну, и чего ты от меня хочешь?

      – Умоляю вас, помилуйте бедного Арлекина!

      – Никаких помилований! Раз я пожалел тебя, придётся сжечь его: надо же дожарить баранину.

      – В таком случае, – отважно вскричал Пиноккио, сорвав с себя колпак, – в таком случае я знаю, как должен поступить! Вперёд, стражники! Хватайте меня и бросьте в огонь! Несправедливо, если Арлекину, моему верному другу, придётся умереть из-за меня!

      При этих словах все куклы, находившиеся в комнате, зарыдали. Стражники и те всхлипывали как младенцы.

      Поначалу Манджафоко оставался холоден и твёрд как ледяная глыба, но понемногу и он стал оттаивать – и чихать. Чихнув четыре, а то и пять раз, он протянул к Пиноккио руки и с чувством воскликнул:

      – Какой же ты славный отважный мальчуган! Иди сюда и поцелуй меня!

      Пиноккио кинулся к Манджафоко, с проворством белки вскарабкался