Сальтеадор. Александр Дюма

отопри мне дверь,

      Я – король, дон Фернандо!

      Тут девушка подняла голову, чтобы позвать козочку, но едва она произнесла «maza», как вдруг застыла и устремила взор на дорогу, ведущую из Альхамы. На горизонте появился всадник на андалусской лошади. Он быстрым галопом спускался по склону горы, местами тенистому, местами освещенному солнцем.

      Пряха еще на мгновение задержала на нем взгляд и снова принялась за работу, рассеянно вытягивая нить и делая вид, что не обращает внимания на приближающегося всадника. Но, когда он оказался поблизости, она начала четвертый куплет песни, в котором заключался ответ королю дону Фернандо.

      О, король дон Фернандо, я тебя люблю!

      Но – фатальное проклятие! —

      Мой властелин, деспотичный мавр,

      Держит взаперти меня,

      Бедную коронованную пленницу,

      Закованную в золотые цепи,

      В своей башне под серебряным ключом.

      II

      El correo d’amor[13]

      Пока пряха пела последний куплет, всадник успел настолько приблизиться к ней, что, подняв голову, она смогла хорошо рассмотреть его костюм и черты лица. Это был красивый молодой человек лет двадцати пяти, в шляпе с широкими полями, с пером огненного цвета, то стелившимся по полям шляпы, то развевавшимся в воздухе от ветра. Из-под его головного убора, оставлявшего бо`льшую часть лица в тени, сверкали красивые черные глаза, с одинаковой легкостью загоравшиеся как пламенем гнева, так и огнем любви. Помимо прочего, всадника отличали прямой нос прекрасной формы, слегка приподнятые усы и великолепно очерченные губы.

      Юноша, несмотря на жару, или, вернее, из-за жары, накинул плащ, скроенный подобно американскому пончо с отверстием для головы в середине; он почти целиком скрывал всадника. Под этим плащом из сукна огненного цвета, который вокруг шеи был расшит золотом под стать перу на шляпе, таился, судя по всему, весьма элегантный костюм – на это указывали выглядывающие из-под плаща рукава и ленты шаровар.

      Что же касается лошади, с которой всадник будто составлял единое целое, то это было статное животное лет пяти-шести, с круто выгнутой шеей, с развевающейся гривой и с длинным хвостом – одним словом, той прекрасной масти, которую ввела в моду последняя кастильская королева Изабелла. Удивительно, как только всадник и лошадь, обладавшие столь пылким темпераментом, миновали опасные переходы, не скатившись в одну из пропастей Алькасина или Альхамы! Недаром одна мудрая испанская пословица гласит, что у пьяных и у влюбленных свои боги-покровители.

      По правде сказать, наш всадник не был похож на пьяного, но на влюбленного походил как две капли воды. Об этом свидетельствовал и тот факт, что всадник промчался мимо нашей девушки, не взглянув на нее и, вероятно, даже не заметив ее, а между тем перед этой красавицей остановился бы даже сам король дон Карлос, умный и сдержанный, несмотря на свои девятнадцать лет. Подняв голову и посмотрев вслед промчавшемуся всаднику, девушка прошептала: «Бедный мальчик!.. Как жаль!»

      Отчего же она жалела путника? На какую настоящую или будущую опасность она намекала? Мы, вероятно, узнаем

13

Вестник любви (исп.).