Ярославль в кольце эпидемий. Революционная повседневность в провинции. Наталья Миронова

в 1920 -1950-е гг.. (многие ярославцы прекрасно помнят, что на похороны известных врачей, таких как С. Шах-Паронианц, могли собираться сотни людей) именно их «повседневным героизмом» в борьбе с эпидемиями 1920-х гг. Но если сам народ отметил и оценил роль врачей (хотя никакого отдельного памятника им в Ярославле до сих пор нет), то жертвы эпидемий преданы полному забвению. Дело в том, что приведение всех бед первых советских лет к общему знаменателю фактически нивелирует память о конкретных людях. У нас нет ни поименных списков, нет и книг памяти. Тысячи людей погибли просто так, потому что «ну вот так получилось, в других местах было еще хуже». Несмотря на важность сравнительного подхода, какой результат мы получим от того, что узнаем, что где-то было еще хуже? Зачем меряться количеством трупов? В Ярославле их было достаточно для того, чтобы с болью согласиться со знаменитой фразой, сказанной после событий июля 1918 года: «Былого города больше нет».

      Настоящая работа основана исключительно на документах. Изучение исторических источников подчас шокирует и вызывает ощущение тяжести темы. Но мы же не отказываемся от просмотров фильмов о войнах или катастрофах? Реальная история борцов с сыпняком достойна того, чтобы о ней помнить. В полуразрушенном городе, с жуткой антисанитарией, при фактическом противодействии властей, для которых они были социальными врагами, ярославские врачи работали и умирали, чтобы спасти хотя бы частичку старого, милого их сердцу «былого города».

      Глава 1. Запах революционной повседневности

      «И я взглянул, и вот, конь бледный, и на нем всадник, которому имя „смерть“; и ад следовал за ним; и дана ему власть над четвертою частью земли – умерщвлять мечом и голодом, и мором и зверями земными»6. Именно эту, шестую главу Апокалипсиса замечательный русский философ Сергей Булгаков считал ключевой для понимания всех исторических событий, а образы, представленные в ней – всемирно-историческими символами. «Четыре всадника знаменуют общую картину исторических судеб человечества с их светлыми и мрачными сторонами. Это есть как бы художественно-аллегорический конспект мировой истории»7, – писал С. Булгаков. Философ был чрезвычайно далек от популярных сейчас упрощенных трактовок этого фрагмента библейского текста, однако, если бы мы позволили себе представить аллегорически Ярославль в первые годы Советской власти (руины поверженного города, голод и мор (сыпняк)) – то вполне могли бы изобразить над городом четырех всадников. Для Ярославля той эпохи, замкнутого в кольцо эпидемий, казалось, скоро наступит конец света: страшно вообразить себе картину, которую представлял собой некогда богатый и процветающий город.

      Как пахла революционная повседневность в ярославской провинции? Ответ на этот вопрос таков: зловоние. Всепроникающее, вездесущее и нескончаемое. Запах мертвого человеческого тела, пожарища, многочисленных отбросов

6

Откровение Иоанна Богослова (Апокалипсис), гл.6

7

Булгаков С. Н. Апокалипсис Иоанна. Опыт догматического толкования. Париж,1948.