Богиня прайм-тайма. Татьяна Устинова

штурма. И еще они собирались в Калакату, где первая линия фронта, не знаю, как они разрешение получили, Леш.

      Бахрушин отлично знал – как.

      Ники Беляев со своим удостоверением Би-би-си, вот и все дела!

      – Там бывшая ставка Масуда, а Ольга еще записала каких-то женщин, губернаторскую сестру, что ли, и жену. Они говорят, как плохо было при талибах и всякое такое.

      Зажигалки не было. Бахрушин еще поискал, а потом раздраженно вытащил изо рта сигарету – сидеть с незажженной сигаретой во рту было как-то глупо.

      – Они на связь выйдут без десяти восемь. Ты придешь?

      – Конечно. Кость, ничего она не сказала, как у них дела?

      – Сказала, что все нормально. Воды мало, но она получила какую-то посылку из Парижа. Передавала тебе привет.

      Отлично. Его собственная жена передавала ему привет из Афгана через главного сменного редактора. Очень по-телевизионному.

      – Спасибо, Костя. Храброву попроси мне позвонить.

      – О'кей.

      Бахрушин положил трубку, и под телефоном обнаружилась зажигалка. Он вытянул ее и бесцельно пощелкал, позабыв про сигарету.

      Значит, Калаката и первая линия фронта.

      Господи, помоги мне!..

      Как это похоже на его жену – позвонить редактору и так и не позвонить ему! Конечно, связь – самое дорогое и важное, что у них есть, и когда связь восстанавливается, первым делом они звонят на работу, а уж потом… Но у них с Ольгой никакого «потом» тоже почти не бывало.

      Ни на что не надеясь, он раскопал на столе бумажку и, поминутно сверяясь, набрал многозначный номер. Он помнил его наизусть, но на всякий случай всегда набирал по бумажке.

      Телефон хрюкнул, как будто подавился, и замер. На панели горели два красных огонька – кто-то висел на линиях, – и Бахрушину казалось, что аппарат таращится на него выпученными больными глазами.

      – Алексей Владимирович…

      – Подожди, Марин. Через пять минут.

      В трубке что-то щелкнуло, и обвалились далекие короткие гудки, и что-то завыло угрожающе. Бахрушин нажал отбой и набрал еще раз.

      Давай. Соединись. Ну, давай же, чего тебе стоит!..

      На этот раз телефон думал значительно дольше, и за это время у Бахрушина взмокли ладони.

      Давай! Попробуй, ты же можешь!

      Телефон «не смог» и на этот раз. Что-то в нем словно лопнуло, и снова посыпались короткие гудки, как осколки стекла.

      Ну и черт с тобой!..

      Если все будет в порядке, сегодня он увидит ее по телевизору в прямом эфире, и, может быть, ему удастся сказать ей что-нибудь.

      Например, «привет». Это было бы отлично.

      Он посмотрел на часы, чтобы узнать, сколько времени осталось до эфира. Посмотрел, но, сколько осталось, так и не понял.

      Часа в два переводчик Халед привез разрешение местного МИДа на выезд из города – просто так, без разрешения и без Халеда, выехать не удалось бы.

      Халед когда-то учился в Ташкенте, и у него даже была какая-то очень мирная профессия, кажется, хлопкороб или текстильщик. Впрочем, «текстильщика» придумал Ники, и Халеду это очень подошло.