Клад под развалинами Франшарского монастыря (сборник). Роберт Стивенсон

из этих записок? – поинтересовался мистер Аттерсон.

      Пул пошарил в кармане и достал оттуда измятую бумажку, которую нотариус, наклонившись к свече, стал внимательно рассматривать. На ней было написано следующее:

      «Доктор Джекил свидетельствует свое почтение г. Моу. Он уверяет их, что последний присланный ими образчик требуемого препарата не чист и потому совершенно непригоден для требуемых целей. В 18.. г. доктор Джекил приобрел у г. Моу довольно большую партию этого же препарата. Теперь он убедительно просит их тщательно поискать, не найдется ли у них какой-нибудь остаток именно той партии, и в случае, если он найдется, прислать ему немедленно. Цена значения не имеет. Важность всего вышеизложенного для доктора Джекила едва ли может быть преувеличена!»

      До сих пор письмо было довольно последовательно, но тут, вместе с неожиданным чернильным пятном, прорывалось и волнение писавшего: «Ради бога, – прибавлял он, – найдите мне хоть немного прежнего препарата».

      – Странная записка, – заметил мистер Аттерсон и прибавил резко: – Почему она у вас?

      – Приказчик Моу очень рассердился, сэр, и швырнул ее назад, мне в лицо, – ответил Пул.

      – Ведь это же, несомненно, почерк доктора, как вы думаете? – прибавил нотариус.

      – Мне показалось, что, действительно, похоже на его почерк, – ответил слуга как-то нерешительно, а потом добавил уже другим тоном: – Но что значит почерк, когда я видел его самого!

      – Вы видели его?! – переспросил поверенный.

      – Да! – воскликнул Пул. – Дело было так. Я неожиданно вошел через сад в анатомический театр. Очевидно, он потихоньку вышел, вероятно, чтобы поискать это лекарство или препарат, поскольку дверь кабинета была отворена, и он находился в дальнем углу комнаты и рылся среди корзин. Он поднял голову, когда я вошел, издал что-то вроде крика и прошмыгнул по лестнице в кабинет. Я видел его только одно мгновение, сэр, но волосы у меня на голове встали дыбом, словно щетина. Я позволю себе спросить вас, сэр, если это был хозяин, так зачем он надел маску на лицо? Если это был хозяин, так почему он пискнул, словно крыса, и убежал? Я, слава богу, достаточно-таки долго у него прослужил. А потом… – дворецкий замолчал и провел рукой по лицу.

      – Все это очень странно, – заметил мистер Аттерсон, – но мне кажется, что я начинаю кое-что понимать. Ваш хозяин, Пул, очевидно, страдает одним из тех недугов, которые одинаково и мучают, и обезображивают человека. Этим, насколько я могу вообразить, объясняется и изменение его голоса, и маска, и его стремление избегать своих знакомых; и этим же объясняется, почему он старается найти это лекарство, с помощью которого он в глубине своей бедной души надеется в конце концов вылечиться! Дай бог, чтобы эта надежда его не обманула! Вот мое объяснение; оно довольно безотрадно, Пул. Да, быть может, оно даже ужасно, но естественно и вполне логично и избавляет нас от всяких нелепых опасений и страхов.

      – Сэр, – воскликнул дворецкий, смертельно побледнев, – то существо не было