Встретимся завтра. Владимир Мавродиев

сам Ленин, «Старик»…

      Про Шляпникова после тридцать седьмого года уже никто не рисковал говорить. Да и был он тогда в Царицыне, по воспоминаниям Сталина, больше на подхвате, охотнее распределял, а не собирал с кровью хлеб, занимался транспортом, рабочими-техниками, прибывшими на заготовку. И вообще, глядел, как волк в лес, на фронт, скучая по громкоголосым заседаниям в каком-нибудь реввоенсовете… Вся чёрная работа по сбору хлеба для голодающих губерний и столицы была на Сталине…

      – А там у вас что? – вернувшись на перрон, показал Сталин коробившимся дублёным рукавом в сторону заполотновской части, куда вёл перекидной мост.

      – Там… – Воронин не сразу нашёлся. – Там улицы… Невская, Пархоменко… Частный в основном сектор, практически сгоревший…

      – Пархоменко?..

      Сталин любил этого комдива Первой Конной – молодого, но вступившего в партию ещё до пятого года, отчаянного и сильного, много сделавшего для обороны Царицына. В том самом июле восемнадцатого, после предательства бывших царских офицеров Ковалевского и Носовича, сбежавших-таки к белым, именно Пархоменко взял, по сути, в свои надёжные руки штаб Северо-Кавказского военного округа. Как неожиданно погиб он через три года в небольшом бою с махновцами…

      – Улица Пархоменко…

      – Так точно, товарищ Сталин. Многие улицы Сталинграда носят имена героев гражданской войны. Неподалёку есть улица Чапаева…

      – А улица… Котовского есть?

      Воронин на секунду задумался и твёрдо ответил, что такой улицы нет.

      – Нэт так нэт…

      – Будут ваши указания по данному поводу, товарищ Сталин?

      Вождю всё больше нравился этот спокойный, с открытым русским лицом, лет, наверно, тридцати пяти, комиссар.

      – Нэ будут… Это дело сталинградского горисполкома…

      Комбрига и комкора, предприимчивого и здоровенного бессарабца Котовского Сталин когда-то недолюбливал за послевоенные купеческие замашки и торговые дела. Но тоже пожалел, когда тот погиб в середине двадцатых…

      …Литерный состав отошёл от сталинградского вокзала и, словно завертываясь в маскхалат, начал скрываться в предвечернем, туманящемся и ползающем по окрестным буграм, воронкам, балкам и кучным развалинам раннезимнем морозе…

      Загадочно-тёмный, с бронированными, тёплыми, сытыми и досыта освещёнными внутри вагонами, поезд медленно уходил из Сталинграда. Он словно выбирался из инородной массы, оставляя позади неправдоподобные для непривычного взгляда, огромно и неровно, словно застывшая лава, разметавшиеся вдоль Волги разваленные каменно-железные кущи. Издали они были похожи на могильно молчавшие декорации какого-то непостижимого и страшного действа…

      Но это если глядеть издали, удаляясь от города… Или с глухой высоты…

      Среди сталинградских руин – небольшими шевелящимися островками, окутанные дымом и грохотом –