Не спится…. Юрий Лифанов

пожалуй, друзья мои уехали из нашего дома. Разменяли квартиру, разъехались с матерью. Живут одни. Но через знакомых общих и друзей доходят слухи: чаще выпивать стал Петр…

      Возвращенец

      Мой собеседник – в недавнем прошлом инженер одного из многочисленных волгоградских НИИ. Мы с ним давно знакомы, но не близко. Друзьями не были. Встречаясь, здоровались, перебрасывались парой-тройкой дежурных фраз о делах, работе, детях. Года три я не видел его, но очень-то не переживал: мало ли по каким причинам исчезает человек из поля зрения. А недавно вдруг встретил на улице и по-прежнему, раскланявшись или кивнув на бегу, поспешил бы по своим делам, но радость его при встрече со мной была на удивление велика и искренна: после обыкновенного рукопожатия он вдруг крепко обнял меня, как очень близкого и дорогого человека.

      – Вот вернулся, – будто с душевным облегчением ответил он на мое обычное «как дела».

      – Откуда? – полюбопытствовал я без особого интереса: такая уж ли редкость сегодня, когда кто-то откуда-то возвращается.

      – Почти три года не жил в России, представляешь… Из Израиля…

      И вновь я не придал особого значения этому его желанию удивить меня. Эка невидаль – «почти три года» где-то был. Немалый срок, конечно. Многое у нас изменилось за это время. Ну да привыкнет. Понедоумевает и привыкнет.

      – Я ведь насовсем уезжал, – продолжил он. – Как началась тогда, в девяностых, свистопляска с переменами в стране, из-за которых и работу потерял, и жизнь привычную, налаженную, так и решил: здесь жить нельзя. И мыслью этой подогревал себя до самого отъезда. Потом, уже там, не раз задавал себе вопрос: а теперь-то чем жить, мне стало лучше? Я даже записи стал делать. Все больше о чувствах, настроениях. Мысли разные. Никогда никаких дневников не вел, а тут… Должно быть, потому что поговорить не с кем было. Домашним – не до бесед по душам. Все с первого дня одной мыслью жили – как бы где-нибудь хоть что-то заработать на продукты. И ради этого надо было куда-то ехать, ломать все, к чему привык?

      Из всего этого монолога о наболевшем я в тот момент уловил главное – то, что он записи там вел. Мои коллеги, съездив на две-три недели за рубеж, как правило, спешили рассказать читателям о своих мимолетных впечатлениях в заметках под рубрикой «Из дальних странствий возвратясь». В его же словах, подумалось мне, и драма современника, и взгляд иной на тамошнюю жизнь. «Изнутри», как говорят. Словом, решил я с ним побеседовать обстоятельнее, а если позволит, то и с записями его познакомиться. Он охотно согласился.

      Его тетрадка с записями начиналась с довольно обширной главы о дне отъезда, дающей представление о тех мыслях и чувствах, которые испытывает человек, приняв судьбоносное, как любят выражаться, решение.

      «О том, что на свете немало дураков, я и прежде знал. Но то, что я оказался одним из них!.. Мысль эта возникла на второй день пребывания здесь и даже не ошарашила меня. Надо ли удивляться такому открытию, если, дожив почти до пятидесяти, ничего толком не обдумав,