Ветеран Армагеддона. Сергей Синякин

всегда с уважением относился к бардам, находя в них таланты, которых был лишен сам. Но то, что демонстрировали владельцы арф… С поляны он ушел в смятенных чувствах, и вовремя – как раз прилетевшие райские голуби начали доставать принесенное ими спиртное. Староста Сланский пытался навести порядок, но активистов было слишком мало, гостей, наоборот – слишком много, а потом появился херувим и принялся что-то зычно шептать старосте на ухо. Сланский махнул рукой и смирился.

      После этого на поляне началось нечто, живо напомнившее Лютикову День торгового работника, на который его однажды пригласила знакомая. Было это, как припоминал Лютиков, летом, лесочков вокруг хватало, а продавцы, совершившие возлияния богу Вакху, совершенно отвязались, поэтому знакомая его, которая пробовала писать стихи и вздумавшая на природе расспросить поэта о сложностях и тайнах стихосложения, поминутно ойкала, краснела, держась обеими руками за локоть Лютиков, и Владимир Алексеевич, целомудренно пожалев ученицу, отвел ее в автобус, где они и просидели до возвращения в город. Странное дело, после этой поездки знакомая стала сторониться Лютикова, а поэтический дар у нее начисто пропал.

      На этот раз Лютиков не стал искушать судьбу, хотя среди поклонниц были очень даже симпатичненькие. Но на Лютикова они поначалу внимания не обратили, а знакомиться с женщинами за свою земную жизнь поэт так и не научился. Что ему было делать на поляне, где даже уже сам староста Сланский обнимался с какой-то полной любительницей поэзии, почитающей Сланского за крупную литературную величину?

      Нет, не будем врать, присутствие поклонниц волновало Лютикова, он вообще, как всякий уважающий себя поэт, был к женщинам неравнодушен. Нет, он, конечно, не смог бы, как некоторые собратья по поэтическому цеху, жениться ежегодно и каждый раз удачно. Но все-таки… Но все-таки… Была в женщинах тайна, так при жизни и не разгаданная Лютиковым.

      Антон Дар учил его обращению с женщинами.

      «Ты с ними попроще, – говорил он. – Возьми фанфурик шампанского, коробочку конфет, выпейте, почитай ей свои стихи про любовь, а уж когда разомлеет, бери ее голыми руками. Говори, что любишь, только не обещай жениться. Тут главное, чтобы было где, потом необходимо желание, а самое главное – женщина должна тебя за душу брать. Тогда у тебя кураж появляется и все само получается».

      Дару можно было верить. У него в каждом томике опубликованных стихов десятка два-три стихотворений были с посвящениями женщинам, и все разным.

      Антон был непостоянен, как парус в море, и любвеобилен, как мать-героиня, имеющая пятнадцать детей разной национальности. Непостоянность приводила к тому, что время от времени очередная брошенная пассия являлась к нему домой и устраивала, как это ни странно, скандал его супруге. Потом они мирились с ней, и у жены Дара всегда было много сочувствующих и жалостливых подруг. «Ой, Нина, – вздыхали подруги. – И как ты с этим кобелем живешь?»

      Любвеобильность тоже доставляла поэту неприятности. Обманутые мужья ловили его на улице, вывозили в леса, окружающие Царицын, даже дважды запирали в подвалах и морили голодом до полного отказа от очередного предмета воздыханий. Дошло до того, что