Имя Тени – Свет. Алена Браво

невинные игры в «бутылочку» на вечеринках в честь наших совершеннолетий, и даже те робкие поцелуи, которые взволнованные игроки дарили друг другу, не проникали в сердца из-за той пленки. Мир, в котором нас обязывали стать счастливыми, был заражен лицемерием, как радиацией. И мне любой ценой хотелось содрать надоевшую маску, даже если бы ради этого пришлось сорвать с себя и саму кожу.

      И вот пленка пошла трещинами и начала отваливаться, словно высохшая штукатурка. Нам казалось – нет, мы были уверены! – что вслед за этим последует новая жизнь, которая не может, не имеет права быть похожей на прежнюю. Помня, что «и в капле воды отражается солнце», мы не приняли во внимание, что по капле нельзя судить о размере солнечных пятен. Это был честный взлет российской прессы, которая прочитывалась от названия до выходных данных и фамилии редактора. И вдруг оказаться в стране, где «Московские новости» и «Спутник» были запрещены за оскорбительный, с точки зрения здешних властей, выпад против Брежнева, этого шута, про которого мы еще в школе повторяли стишок: «Брови черные, густые, речи длинные, пустые…» В стране, где американское «Радио Марти» («радио гусанос», как презрительно называли его местные функционеры) слушают в наушниках, чтобы соседи не донесли в СDR7! Однако наиболее употребительным словом и здесь оказалось… да-да, то самое, засаленное, как денежные знаки с надписью «Куба, свободная от Америки», – но что можно было купить за эти тугрики?!

      Тогда, в восьмидесятых, у нас была привычка – как выяснилось, опрометчивая – бросать не задумываясь: «В наших магазинах ничего нет», нам и присниться не могло, что есть страна, где эту фразу нужно понимать буквально. Разве можно назвать магазином заведение, где посреди мраморного (эге ж! тот, кто строил, на другое рассчитывал) прилавка, словно отбившаяся от стада библейская овечка, одиноко паслась тарелка из грубой глины, а на проволочных «плечиках» болтался какой-то полувоенный комбинезон? Впрочем, продуктовые магазины потрясали воображение еще сильней: на полках стройными рядами стояла – детям, по карточкам! – только советская сгущенка. Продавщицы безмятежно дремали, устроившись в уголке: красть было нечего. За любой мелочью, от шнурков до трусов, сразу выстраивались километровые очереди, оцепленные полицией. Были, правда, магазины так называемой свободной торговли, где лезвие для бритья стоило ٢٥ песо, наручные часы – ٦٠, вентилятор – ٦٠٠, а холодильник больше полутора тысяч, при средней зарплате кубинца в двести песо, а также заведения, где вещи продавались в обмен на золото. Имелся и корпоративный плод СЭВ – магазин «Ла Амистад», где продавались изделия государств Варшавского Договора: польские синтетические блузки, серебряные украшения, кожаные сумки – все космически дорого. Советский и чешский хрусталь, ценности которого никто здесь не понимал, стоил там копейки (буржуазная роскошь!), зато за алюминиевый котелок с ложкой и ножиком, походный набор революционера,

7

CDR (Comité de la Defensa de la Revolución) (исп.) – Комитет защиты Революции, кубинская общественная организация.