Черный парус беды. Сергей Юрьевич Борисов

в монастырском каземате. И тут, вместо документов, касающихся заныканного богатства «мучительницы и душегубицы», как о Дарье Салтыковой в рескрипте Екатерины II было сказано, передо мной вдруг появляется «дело» Александра Афанасьевича Кудриянова, вернувшегося из Англии и задержанного на границе Российской империи по решению московского окружного суда.

      – Повязали, значит, мужика, – сочувственно обронил Джон Дудникофф. – А за что?

      – За то, что утаил от властей и наследника княгини Двуреченской тот факт, что нашел клад, зарытый еще его прабабкой. Защищал Кудриянова в суде не кто-нибудь, а знаменитый адвокат Плевако. Тот самый, что сказал присяжным о попе-ворюге: «Он тридцать лет отпускал вам грехи, отпустите и вы ему один грех, люди русские». Или что-то в этом роде. Попа оправдали. Речь защитника во время «кладоискательского» дела была почти так же лаконична: «Как нам известно из истории, графиня Двуреченская страдала от сифилиса, от него и померла. Мой подзащитный является попечителем больницы, в которой лечат от дурных болезней, и пациентом оной больницы значится присутствующий в этом зале правнук графини. Я полагаю, что, в свете данных обстоятельств, господин Кудриянов ему ничего не должен».

      – Красиво, – сказала Мила.

      – На то и Плевако! Разумеется, Александра Афанасьевича отпустили с миром. Перенесенное им нервное потрясение, однако, оказалось столь сильным, что до дома он не доехал – помер от апоплексического удара. А бумаги его, что на границе отобрали, остались в суде. Наследники Кудриянова, а таковые нашлись, хотя был он бездетен, о бумагах этих либо не знали, либо забыли. Бумаги списали в архив, где они преспокойно и пролежали чертову уйму лет, пока не попали ко мне. А сейчас, думается, я должен уступить слово уважаемому господину Полуярову, – и Козлов с улыбкой склонил голову.

      – А чего тут рассусоливать? – ухмыльнулся «уважаемый господин». – Как насчет того, чтобы заглянуть на остров Селваженш-Гранди? Кто против?

      * * *

      Поглядывая на буревестников, продолжавших суетиться над своими гнездами, я тихо-мирно переваривал съеденное. Кажется, даже вздремнул. Или то была не дрема, а некое состояние, близкое к трансу. После всего пережитого сознание требовало передышки, вот оно ее себе и организовало.

      При этом я понимал, что надо бы пойти поискать Козлова. Или не искать – сам найдется? Или все же пойти? Тем более что теперь известно, куда идти. Девять против одного, что Петя рванул к месту, обозначенному на карте боцмана Мюррея. Нет, может быть, сначала он рванул, куда ноги понесли, но потом точно туда. Он же псих!

      Сумасшествие Козлова я разглядел не сразу. Вроде человек как человек, но когда он садился на своего конька и начинал рассказывать о кладах и кладоискателях, Петя преображался. Глаза горят, пальцы дрожат, а слова так и льются, так и льются, одно за другое цепляется, ну, вылитый шизофреник.

      Во всей красе симптомы психического нездоровья Козлова проявились после того, как он поведал нам о карте. Нет бы остановиться на этом,