Чита – Харбин. Вальдемар Крюгер

Бездушная темень ночи поглотила звук одинокого выстрела, блеянье перепуганных овец и дикий рев заживо сжираемых верблюдов.

      Лишь на рассвете решалась жена Бадмая покинуть спасительный кров юрты. Безумный крик огласил белый саван степи. Повсюду валялись растерзанные овцы, задрав кверху длинные ноги лежала полуобглоданная волками ее любимица-верблюдица, и в луже замерзшей крови, раскинув руки, ее храбрый муж Бадмай, с застывшим взглядом в хмурое, опустившееся на землю серое небо. Все, все было потеряно.

      К полудню пригнали пастухи-буряты, узнавшие о горе, постигшем семью Бадмая, найденных ими в степи трех овец и одного пораненного волками верблюда. Ничем другим они помочь обезумевшей от горя вдове не могли. Жизнь кочевников никогда не была медом, а порою, ужасна.

      Случившееся с Бадмаем народная молва припасала одноглазым злодеям анахаям[11], разгуливавшим якобы той зимой по бурятским улусам, затерявшимся в снегах бескрайних даурских степей.

      Через две недели траурная весть достигла стен Цугольского дацана. Одним холодным февральским днем, когда беспощадные вьюги метут поземкой по безжизненным степным просторам, срывая и крутя вихрями подтаявший снег, шэрэтэ-лама принес одиннадцатилетнему Бурядаю страшное известие – у тебя не стало отца. Как не жаль было мудрому наставнику отпускать одного из своих самых способных учеников, но как узнал он, что после смерти пастуха Бадмая остались в его бедняцкой юрте сиротами пять девчонок мал мала меньше, старшенькой исполнилось лишь восемь лет, принял мудрый шэрэтэ-лама единственно правильное решение – благословив, отправить Бурядая к матери домой, в степь. Не смогла бы она одна, без мужчины вытянуть, поставить на ноги пятерых детей.

      С того самого дня кончилось детство Бурядая, шагнул он из молельни дацана в полную невзгод и лишений взрослую жизнь. Чтобы хоть как-то свести концы с концами, отдала его мать в пастухи богачу-буряту. В несносную летнюю жару, когда выгоревшая на солнце степь раскаляется так, что невозможно ступить босой ногой, и дикую зимнюю стужу, когда замерзшие на лету птицы падают камнями с неба, пас Бурядай тысячные стада богача-найона, мечтая выбиться в люди, носить не рваный лузан[12] с чужого плеча, а богатый тырлык[13], сверкающий разноцветьем радуги, зябнуть студеными ночами не у костра из аргала[14], а лежать на искусно вытканных коврах в теплой юрте из белого войлока, варить в котелке не пустую похлебку, заправленную диким луком, а кушать каждый день жирную баранину, запивая ее льющимся рекой кумысом.

      Но увы, проходили год за годом, а Бурядай выросший к тому времени в статного юношу, продолжал приумножать богатство найонов, витая в несбыточных мечтах, скача по бескрайней степи, сидя в чужом седле, на чужом скакуне.

      Так и остался бы Бурядай презренным сыном пастуха Бадмая, если судьба не свела бы его с Марком Нижегородцевым на военной службе.

      Бурятские роды после принятия ими подданства «белому царю» платили исправно

11

Анахай – оборотень, бес, в виде крупного пса огненно-рыжей масти с единственным красным глазом во лбу. Согласно преданьям бурят в анахаев превращаются после смерти души насильников и убийц, либо они могут быть созданы темным чародейством колдунов и черных шаманов.

12

Лузан – архаичная наплечная одежда, в виде короткой безрукавной рубахи изготовленной из войлока, сукна, холста, надевалась через голову, и при помощи ремня, продетого в оторочку нижнего края, затягивалась «под брюхо».

13

Тырлык – бурятская шуба, крытая сверху тканью, расшитая по груди разноцветными полосками.

14

Аргал – кизяк, сухой скотский помет. В степных районах Забайкалья аргал является основным видом топлива.