#эдиптына. Лика Конкевич

в папе, чтобы оторваться и зайти в мир мужчин.

      – Кто бы говорил! – тут же отлетает от Эрики в сторону Мигеля. – На себя посмотри!

      – Да при чем здесь я. Сейчас речь о тебе. Ты разве не видишь, что привязана к отцу… идеальному отцу? – не унимается ее друг.

      – Какая тебе, на хрен, разница, к кому я привязана, а к кому – нет. Завидуй молча! – искрит и негодует, словно не слова в нее летят, а зажженные факелы с фаер-шоу.

      – Если тебя это не касается, чего ты так разгорячилась? Хочешь меня? – продолжает дразнить, приближая к ней свое возбужденное лицо.

      – Помечтай! – дерзит Эрика, отодвигаясь и прижимаясь к холодной стенке

      – Может, хватит уже разменивать себя на неподходящих парней? – пересаживается на ее диванчик Мигель и пытается успеть обнять, приложив всю руку, начиная с плеча, на спину Эрики.

      Та взбесилась, набрала побольше воздуха и выпалила:

      – Да пошел ты к гребаной матери!

      Соскочила, как ошпаренная, вдогонку швырнув за свое левое плечо резкое и колкое:

      – Г#ндон!

      И влетела в морозный вечер.

      Не сразу заметила, как несется с бешеной скоростью, словно он непременно должен нагнать ее, чтобы продолжить убеждать, что ее отец не идеальный.

      «Да кто ты такой, чтобы лезть в мои отношения с отцом?!!» – почти вслух возмущалась она и переставала заглатывать ледяной воздух, кашляя и останавливаясь, но принимаясь гневаться вновь.

      Сбивчиво, сумбурно, выбрасывая в декабрь обрывки слов: «г… он… га… дон… г#ндооооон!»

      Дыхание сбивается, воздух не успевает согреться в носу и застревает в горле. Легкие заботятся о себе и вовремя подают сигнал гортани «не впускать».

      Прямо как она. С Мигелем.

      Подала сигнал, что сюда нельзя. В отношения с папой – нельзя! Это святое. Как посмел?

      «Да кто ты такой, ничтожество?» – продолжает уже вслух.

      На этих словах ее губы уже пробивает мелкая дрожь и они выпускают жалобный вопль.

      Слабый, тихий и больше похожий на несмелую попытку волчонка поскулить, привлекая внимание своей матери.

      В этот момент Эрику пронзает такое сильное чувство одиночества, что не может дольше смотреть в эту бездонную пустоту.

      Смотрелось непременно вниз. Именно там находится оно. Ее одиночество.

      Внизу /под ногами/ втаптывается вместе со свежим снегом и от этого становится еще холоднее. Обувь уже не спасает и она вбегает в Кофейню.

      Заказав себе горячего шоколада, достает блокнот, карандаш и принимается штриховать. Беспроигрышное занятие. Спасает во всех жизненных ситуациях.

      В радости, одиночестве, горе, печали, злости, тревоге.

      Что выйдет сегодня?

      Она пока не знала. На какое-то время ее поглотил рисунок и она забыла о промерзших ногах и горячем напитке.

      Лишь, когда стрелки стали показывать на полчаса больше, когда весь лист был заполнен выразительными штрихами, с гордостью остановилась.

      «Еще один душевный оргазм» – с улыбкой