Енотомешалка. Илья Снегин

сантиметре от головы стоящего рядом интеллигентного вида человечка. «Поддержи себя – бей капиталистов!» – гласил плакат. Внизу, был написан текст, кое-как замазанный клеем. Остались лишь первые буквы: «Мити…». Гена подошел и, отколупав пальцами еще не засохший клей, прочел: «Митинг в защиту рабочих состоится сегодня в девять часов на Прилетной площади».

      «Вот это новость, – подумал директор – Так тут почва унавожена до такой степени, что и конфетное дерево вырасти может!»

      Теперь следовало узнать сколько времени. Конечно же, по великому, действующему вне времени и пространства, закону подлости, прохожих не было. С трудом отыскав женщину, по внешнему виду напоминающую проститутку, он спросил который час. Смерив его оценивающим взглядом, женщина ответила, что восемь часов.

      – Подскажите тогда, – продолжал он расспрашивать русую, слегка полноватую, но очень обольстительную особу. – Если встреча назначена мне на девять, это означает…

      – Не местный? – угадала она. – Все легко и элементарно. Ты с Земли? Ну, так я и знала, по акценту слышно. Тогда тебе будет еще проще. В сутках двадцать четыре часа. Так? Ну, значит, первые двенадцать часов это время когда работают и ходят по улицам, а вторые двенадцать часов – это комендантский час: появляться на улицы опасно для жизни. Ясно?

      – Отлично вас понял, – ответил Гена, удивленный услышанным.

      – Ну, тогда до встречи! – попрощалась Эстелла, на прощание мило улыбнувшись.

      – До встречи! – ответил Гена.

      Они еще не знали, как перехлестнуться их судьбы.

      Добравшись до отеля, директор взял аэромобиль, или как все называли машина, и, сказав «Прилетная площадь», зачем-то добавил:

      – Как можно быстрее.

      Об этих словах, он потом пожалел… Машина, взмыв высоко в небо пронеслась за считанные секунды над огромными заводами, кварталами работников, с такой высоты кажущиеся игрушечными, и тысячами голов устремленными вверх для того, чтобы взглянуть на того безумца, который решил нарушить один из важнейших законов. На Прилетной площади машина приземлилась без пяти минут девять. Открыв дверь, из нее выбрался бледный, как бумага человек и, согнувшись пополам, опустошил желудок. Распрямившись, Гена посмотрел в глаза тем десяткам людей, что стояли посреди площади, которую революционеры преодолели прилетев. Только Гена назвал бы этот участок не площадью, а полем.

      Около сорока человек, судя по одежде, простые рабочие, собравшись вокруг постамента, выстроенного из трех ящиков, слушали оратора, когда на них с неба свалился Гена. Осмотрев его одежду, люди зашептались и спустя минуту оратор, так и продолжающий возвышаться на ящиках спросил:

      – Ты кто?

      – Да я, собственно, с вами заодно, – ответил Гена, немного смущенный большим вниманием к своей персоне.

      Раздался гул голосов, и вся толпа придвинулась к нему. Среди десятков вопросов и сотни упреков, Гена успел расслышать: «Как это