За рекой Гозан. Сергей Суханов

взял с собой двух воинов и вскарабкался по оползню наверх. Раздался свист, после чего от ближайшей хижины навстречу метнулся бактриец с копьем в руке. Он явно следил за непрошеными гостями из темноты норы, не показываясь, пока те не вошли в деревню. Со всех сторон уже бежали соплеменники, держа наготове оружие – копья и длинные, похожие на сабли, ножи.

      Кушан поднял руки в приветствии, открытые ладони говорили о мирных намерениях. Узнав, что чужаки ищут проводника, бактриец с заросшим до самых глаз лицом завел их в дом.

      Обстановка жилища оказалась более чем скромной: сложенный из камней очаг, тростниковые курпачи[52] на земляном полу, сверху шкуры, под которыми прячутся женщины и дети. Полки из связанных лыком жердей, забитые горшками и мисками, довершали убогое убранство. Лачуга топилась по-черному, поэтому едкий дым кизяка, не успевая вылететь через отверстие в крыше, резал глаза.

      В саклю набились мужчины в коричневых тарбанах[53]. Все вместе, и кушаны, и бактрийцы, расселись на циновках возле очага. Только между костром и ближней стеной никто не сидел – там было место духов клана. Из темноты на гостей неподвижным свирепым взглядом уставился деревянный истукан с измазанным жиром лицом. Его раскрашенные глаза казались живыми.

      – Вы кто? – спросил хозяин на странном, но понятном языке.

      То, что горцы доверили ему вести переговоры с гостями, свидетельствовало о его высоком положении в общине. Скорее всего, он являлся джастом – старостой селения. – Посольство Герая, – ответил Тахмурес.

      Фарсиваны одобрительно зашумели, закивали головами. Джаст собрал бороду в кулак и задумался.

      Затем изрек:

      – Герай враг Гондофара, а значит, друг оракзаям. Наши предки тоже когда-то пришли сюда из Таримской долины, спасаясь от хунну. Мы проведем вас в Капишу[54]. Правда, пора сейчас неподходящая – в горах еще сезон дождей, так что нужно хотя бы дождаться полной луны.

      – Времени нет. Неужели никак не пройти перевалы?

      – Не знаю… – горец тяжело вздохнул. – Можно, но очень опасно. Я за вашу жизнь не дам и обола[55].

      «Цену набивает», – догадался Тахмурес.

      Он посмотрел на спутников. Те сосредоточенно молчали, хмурились, но никто не возражал командиру.

      – Надо идти, сердцем чую… Гондофар так просто не отпустит. Вот, возьмите, это плата за помощь.

      Кушан бросил на циновку кошель. Глухо звякнули золотые персидские дарики…

      На рассвете отряд вышел в путь.

      Дорогу взялся показывать сам староста, назвавшийся Мадием. Перед выходом он поставил условие – останавливаться на ночевку кушаны будут только тогда, когда скажет он.

      Сначала предстояло пройти до конца долины, которая, словно лезвие ножа, врезалась в горный массив, а острием упиралась в поперечную гряду. Позади осталась плодородная Бактрийская равнина: поля хлопчатника, бахчи с дынями и арбузами, абрикосовые сады, миндальные рощи.

      Вокруг

52

Курпач – восточная стеганая циновка из ткани, коврик.

53

Тарбан – чалма, платок, обмотанный вокруг головы.

54

Капиша – древний бактрийский город, во времена Александра Македонского носивший название Александрия Кавказская, современный афганский город Баграм.

55

Обол – мелкая древнегреческая медная монета, имевшая хождение по всей Передней Азии.