Руины Арха 1. Олег Геннадьевич Фомин

смотрят влюбленные глаза.

      – Откуда?!

      Это спросил я. Удивление распирает не меньше, чем Катю.

      Ответ стал ясен, когда девушка развернула шубку спиной. Там дырка с монетку, ворсинки вокруг нее темные.

      – Нашел, – сказал Борис. – Кое-кому уже была без надобности. Но не будем о грустном. Хватит мерзнуть, надевай.

      Катя и шубка стали единым целым, кулачки затянули поясок, полы до бедер, волосы укрыл меховой капюшон.

      – Я почти в раю, – выдохнула Катя. – Ребят, вы… вы меня… спасли.

      Мы с улыбками переглядываемся.

      – Даже не знаю, как благодарить…

      Мелькнула скабрезная мысль, но я тут же прогнал. В Руинах самцовый инстинкт кажется мешающим рудиментом. Помню, отец рассказывал, когда его забрали в армию, то гоняли так, что лишь через три месяца, на улице в ночном карауле, вспомнил, что на свете есть такие существа, как бабы…

      Передо мной полуголая красотка, а моя реакция почти как у монаха или евнуха. Не до того.

      – Кать, у тебя есть оружие? – спросил я.

      Ее лицо посерьезнело. Отстегнула клепку боковой сумки, блеснули большие ножницы. Клюв торчит по направлению костяшек, между безымянным и средним пальцами. Катя зажала в кулачке так, что сомнений нет: пускала в ход не раз и весьма успешно.

      Кроссовки высохли, внутри них как в печных топках. Сажусь на колено напротив Кати, моими усилиями сперва одна, затем вторая кроссовка обретают прекрасный дом. Чувствую себя снаряжающим дочь в первый класс.

      – Спасибо, – сказала Катя с теплой улыбкой.

      Большего и не требовалось.

      Вкладываю в девичью ладошку кастет.

      – Выдвигаемся, – дал команду Борис.

      Оставляем костер доживать, Борис шагает впереди, держу Катю за руку, ее вторая сжимает в кармане кастет. Думал, спрячет в сумку, чтобы случайно не проткнуть шубку, но нет. Держит наготове.

      Руины, чтоб их…

      Глава 7

      В дороге отвлекаю Катю от самокопания рассказами о родителях, заодно сам кутаюсь в теплые лоскуты воспоминаний. Рассказываю, как с отцом рыбачили, ходили всей семьей за грибами, как строили сарай, а я чуть не сломал шею…

      Вроде ничего особенного, но Катя слушает.

      И сам себя слушаю. Даже внимательнее Кати. С кропотливостью хирурга извлекаю из недр памяти каждую мелочь, но почему-то все равно мало, как издыхающему от жажды в пустыне не хватает ковша воды, выпил бы ведро, нет, бочку! В жизни было много, но вспоминается лишь самое яркое, а прочее при всем желании…

      Черт!

      В Руинах от прежней жизни не осталось ничего, кроме воспоминаний. Не могу даже пощупать семейное фото или собрать отцовский кубик Рубика.

      Только эфемерные нити в сознании.

      Катя словно почувствовала, прижилась к моему плечу плотнее, не выразить словами, как я благодарен.

      – Расскажи о своих родителях, – попросил я.

      И она рассказывает. Что-то похоже на мои истории, в душе отзывы трепета. Теперь уже я обнимаю неосознанно, будто некий ген приказал держать как можно ближе этот сундук