Серебро и свинец. Владимир Серебряков

владетели присоединяли к полному имени название поместья.

      – Как поживаете?

      Вопрос был, конечно, глупый. Ценного пленника не выпускали из палатки даже в уборную, и сам Лева на его месте сбесился бы от скуки.

      – Отдыхаю, – безмятежно ответил Тауринкс. – Смотрю, ваш лагерь расширяется?

      – Откуда вы знаете, коун? – опасливо поинтересовался Лева.

      – Лес отступает, – ответил друид. – Какое тут может быть объяснение?

      Лева добросовестно заносил все реплики гостя в тетрадь, чтобы проанализировать на досуге. Но сейчас он закрыл тетрадку и отложил в сторону. Тауринкс взирал на него с интересом.

      – Я все хотел спросить, – прошептал Лева сипло, – почему вы не боитесь?

      – Чего? – изумился Тауринкс.

      Или он искренен, или в юные годы играл в самодеятельности, решил Лева.

      – Ну… – Лингвист немного смутился. – Вас схватили, держат в плену непонятные люди…

      – Чего же непонятного в ши? – Тауринкс поднял брови. – Кроме того, мне нет нужды бояться. Только очень глупый человек поднимет руку на эллисейна.

      – Что такое ши? – спросил Лева. Рука его против воли потянулась к тетради.

      – Так называют прошедших сквозь стоячие камни, – обыденно пояснил друид. – Вообще-то все мы – потомки ши, но редко в мир приходят способные жить в мире, поэтому простой люд называет этим словом все враждебное и непонятное.

      Лингвист забыл даже записывать. Какой-то бродячий коновал объяснял ему, ученому, для чего предназначены точки перехода! Похоже было, что уровень развития местных жителей кардинально выше, чем предполагалось. Но друид бросил еще одно непонятное слово…

      – А что значит «эллисейн»?

      – Это тот, кто способен к эллите, – ответил Тауринкс. – Как я.

      – «См. сепулька».

      – Простите, что?

      – Нет, ничего. – Лева вздохнул. Все попытки прояснить смысл загадочного «эллите» тонули в путанице однокоренных слов. Впервые лингвист столкнулся с этим сочетанием звуков неделю назад и с тех пор не продвинулся в его понимании ни на иоту. Ясно было одно – непокорное слово не индоевропейского происхождения; скорее оно укладывалось в ряд заимствований из некоего загадочного языка, соответствий которому лингвист пока не нашел.

      – Полагаю, – Тауринкс поглядел на Леву с жалостью, – это потому, что у вас, ши, нет своих эллисейнов. Вы не занимаетесь эллите-диети.

      – Да, но что это такое?! – взвыл лингвист, окончательно позабыв требование начальства не показывать собственного незнания ни в какой области.

      Тауринкс поглядел на него как-то странно.

      – Если бы вы знали, вы бы поняли, – загадочно ответил он и отвернулся, чтобы понюхать букетик.

      Цветы (полевые, притащенные с Земли, в поллитровой банке вместо вазы) ему поставили на столик по строгому указанию Кобзева «обходиться как можно приветливее». Один раз. Неделю назад. Букет стоял с тех пор, даже не подвяв.

      В