Фантастическая проза. Том 1. Монах на краю Земли. Сергей Синякин

знаю, с кем разговоры вел, про каких-то аэронавтов расспрашивали… – грузин безнадежно махнул рукой. – Я сказал, никого не знаю. Чкалова знаю. Леваневского знаю. Байдукова с Громовым знаю. Больше никого не знаю. Мне в небеса смотреть некогда, я в землю смотрю. На небе нефти нет. Так они мне написали в постановлении – «за распространение религиозных слухов, порочащих социалистический строй, наносящих вред социалистической экономике и в целом всей советской стране»! Какие религиозные слухи? У нас в семье после деда никто в Бога не верил!»

      – Вот за это и посадили! – строго сказал один из слушателей. – Верил бы в Бога, глядишь, он бы тебе и пособил!

      Услышав последние слова грузина, Аркадий Штерн подобрался ближе.

      – А на какую глубину бурили? – спросил он.

      Грузин встретился глазами со Штерном, долго откашливался, потом спросил:

      – Что, дорогой, тоже геологоразведчик?

      – Да нет, – отвел глаза Штерн. – У меня профессия иная была, я вглубь не рвался, я наоборот – в выси…

      – Летчик, значит? – нахмурился грузин.

      – Почти, – кивнул Штерн.

      Экибастузский лагерь. Октябрь 1949 года

      Блатные пришли в барак неожиданно. По-хозяйски усевшись на корточки у стены, они некоторое время разводили рамсы со старостой, потом «шестерка», худой мужичок золотушного вида, подошел к нарам, на которых лежал вернувшийся со смены Штерн, небрежно ткнул Аркадия в бок:

      – Слышь, фраер, тебя пахан кличет!

      Штерн сел, чувствуя, как ломит все тело. Лицо покрывала испарина. «Заболел я, что ли?» – тупо подумал он.

      В углу сидел старик в темно-синем гражданском костюме. Рядом с ним корячились на корточках два мордоворота, шеям которых было тесно в рубахах. Пальцы всех троих синели наколками. Лицо у старика было удивительно интеллигентным. Аркадий Наумович не удивился бы, встреть он этого человека в своем институте. Впрочем, в зоне он тоже ничему старался не удивляться. Здесь можно было увидеть бывшего профессора, тискающего ночами романы и охотно чешущего пятки уголовному авторитету, у которого имелась лишь одна извилина, да и та блатарю была нужна лишь для того, чтобы пистолет при грабеже не выронить. И наоборот, порой зона являла странные типы гордых людей, которых не могли сломить ни издевки тюремщиков, ни многодневное содержание в БУРах.

      – Присаживайся, – мирно предложил старик. – Поговорить надо.

      Штерн понимал, что старичок держит масть. С такими надо говорить без выпендрежа, обидится старичок, и всхрапнуть не удастся, в любой камере достанут. Поэтому он покорно опустился на корточки, внимательно глядя на старика. Тому поведение «политического» пришлось по душе, даже усмешка легкая тронула его тонкие синие губы.

      – Аркадий Наумович Штерн, – сказал старик. – Я правильно излагаю?

      – Все верно, – отозвался Штерн. – Как у опера в анкете. А как мне к вам обращаться?

      Блатаря он знал. Это был знаменитый Седой,