Пока мы лиц не обрели. Клайв Стейплз Льюис

порог, она сразу схватила меня за руку и поволокла во дворец. Она не сказала ни слова, пока мы не пришли в нашу опочивальню, но грудь ее сотрясали безмолвные рыдания, как у человека, у которого застрял ком в горле. Затем она заставила меня сесть в кресло, сама села у моих ног и положила голову мне на колени. Мне сперва показалось, что она плачет, но когда Психея подняла лицо, глаза ее были сухи.

      – Сестра, – сказала она, – что со мной?

      – С тобой? Ровным счетом ничего, Психея, – ответила я. – Почему ты спрашиваешь?

      – Почему они говорят, будто я проклята?

      – Кто это посмел такое сказать? Мы прикажем вырвать ему язык! И где ты вообще была?

      Психея рассказала мне все. Она пошла в город (что, по моему мнению, было весьма глупо с ее стороны), не сказав никому из нас ни слова. Пошла, потому что проведала, что ее кормилица (та самая, которую подыскала ей я) заболела лихорадкой и лежит в бреду. «Раз говорят, что мои руки исцеляют, кто знает – может, оно так и есть. Почему бы не попробовать еще раз, решила я…»

      Я сказала ей, что она поступила очень плохо, но она не стала оправдываться, как провинившийся ребенок. Она просто посмотрела на меня спокойно и серьезно, и я впервые полностью осознала, что передо мной уже не дитя, а взрослая девушка. От этого у меня заныло сердце.

      – Но кто же назвал тебя проклятой? – спросила я.

      – Ничего особенного не случилось, пока я не вышла из дома кормилицы; разве что никто почему-то не здоровался со мной на улице, а еще – женщины, завидев меня, подбирали юбки и переходили на другую сторону. Но когда я пошла домой, мне повстречался мальчик – очень милый мальчуган лет восьми. Он посмотрел на меня и плюнул мне под ноги. «Какой невоспитанный мальчишка!» – сказала я со смехом и протянула к нему руку. Он вытаращился на меня как на гадюку и с ревом убежал. После этого некоторое время мне никто не попадался, а затем я повстречалась с несколькими мужчинами. Они посмотрели на меня не по-доброму, а за спиной у меня начали шептаться: «Проклятая идет! Проклятая! Она вообразила себя богиней!» А один из них сказал: «Она навлечет проклятие на всех нас!» И они стали швырять в меня камнями. Нет, они не попали в меня, но мне пришлось убежать от них. Почему они себя так вели? Что я им такого сделала?

      – Что ты такого сделала? – переспросила я. – Ты их вылечила и благословила, ты взяла на себя их поганую хворь. И вот их благодарность! Если бы они мне попались, я бы разорвала их на клочки! Встань, дитя, мне надо идти. Что бы ни случилось, помни – мы царские дочери. Я иду к Царю. Пусть он будет бить меня и таскать за волосы, но я заставлю его выслушать меня. А мы им еще хлеба дали! Да я…

      – Тише, сестрица, тише! – сказала Психея. – Не могу слышать, как он обижает тебя. Я так устала и хочу ужинать. Сядь, успокойся, не гневайся. Ты так похожа в гневе на нашего отца! Лучше поужинаем вместе. Нам грозит какая-то беда – я давно уже это чувствую, – но сегодня вечером мы в безопасности. Я сама позову служанок.

      Хотя то, что сказала Психея про мой гнев, уязвило меня в самое сердце, я сдержала себя и постаралась