Око Марены. Валерий Елманов

гостем отца, который так красноречив, так много знает, да и сам выглядит как настоящий былинный богатырь. Все это было, было, но сейчас… Сейчас перед ним сидел суровый молодой мужчина, старавшийся даже не смотреть лишний раз на убийцу своего отца, дабы не выдать своим взглядом полыхающую в нем лютую ненависть к подлому предателю.

      «Может, и зря я все это затеял? – мелькнуло у Константина в голове. – Раздолбал бы их еще вчера в пух и прах – всего делов-то. А тут… Ну как его разубедить в том, что нет моей вины в смерти Ингваря Игоревича?»

      Разбить наспех сколоченное войско переяславского князя было и впрямь легче легкого. Все, включая даже погоду, этому благоприятствовало. Более того, учитывая, что князь Ингварь будет жаждать мести, Константин со своим юным годами, но никак не разумом, верховным воеводой даже спланировал примерную дату возможного нападения переяславцев на Ольгов и Ожск.

      Правда, в одном они разошлись с Вячеславом. Если тот, никогда не видевший Ингваря воочию, предлагал принять превентивные меры, то Константин, которому было искренне жаль юношу, до последнего надеялся, что все обойдется. Глупо, конечно, но он все-таки рассчитывал, что у него получится путем простой логики убедить переяславского князя в своей невиновности. Да, не сразу. Поначалу, прочитав послания, адресованные ему, пусть юноша хотя бы призадумается, усомнится, а затем можно неторопливо сделать следующий шаг, ибо потом станет легче.

      Однако грамотки Константина Ингварь не удосуживался прочесть вовсе, поэтому столкнуть с места упрямца никак не получалось – боярин Онуфрий знал свое дело и целеустремленно и методично, день за днем и неделю за неделей продолжал отравлять уши переяславского князя своими россказнями. Видное место занимало повествование о героической кончине Ингваря Игоревича, которого – это уж само собой разумеется – сразил лично Константин.

      К Онуфрию воевода тоже предлагал применить превентивные меры, подослав в город спецназовцев. Однако рязанский князь после недолгого размышления и в этом отказал Вячеславу. Нет, о каких-то правилах приличия речь не шла, ибо своим подлым предательством боярин поставил себя вне их, ибо кто какую чашу другому налил, из такой не зазорно попотчевать и его самого. Просто он представлял, что начнется в том же Переяславле, если вдруг что-то пойдет наперекосяк и посланных воеводой людей схватят. Причем совершенно неважно, произойдет это до того, как они сделают свое дело, или после, – все равно крику будет до небес.

      А впрочем, если даже все произойдет гладко, при обнаружении мертвого боярина все равно будет понятно, чья голова командовала руками убийц. Разумеется, после такого Ингварь настолько уверится в злых намерениях рязанского князя, что дальнейшие переговоры становились бессмысленными, а так вроде бы есть малюсенький шанс обойтись без войны.

      Впрочем, его мизерность была понятна как Константину, так и его воеводе. Жаль, но наиболее вероятным исходом виделось совсем другое, прямо противоположное. Именно потому, согласно глобальному плану – Вячеслав постарался на совесть, – была проведена начальная военная подготовка,