Ковер-самолет. Владислав Крапивин

даже не удивился, как он догадался. Главное было удержать слезы. Я снова кивнул.

      Виталька обошел меня вокруг, осторожно потрогал ранец. Затем снова встал передо мной. Я впервые увидел близко его глаза. Виталькины.

      Он был мудрый человек, даже в те годы. Он сказал:

      – Чего тебе в лесу делать одному? Айда ко мне.

      Если бы я не боялся говорить, я заспорил бы. Ну чего я пойду к нему, к почти незнакомому? Ему, наверно, влетит. Скажут: что за бродягу привел с улицы?

      Но разговаривать я не мог, а молча стоять было глупо. И я, понурившись, зашагал рядом с Виталькой.

      Он привел меня в старый дом. Из прихожей по скрипучей лесенке мы поднялись в невысокую комнатку. Там была лежанка на чурбанах, косоногий стол и старинное кресло с завитками и вылезшей из сиденья пружиной. А на стенах какие-то картинки – я тогда их не разглядел.

      Виталька стащил с меня ранец и сказал:

      – Гляди-ка, ты весь мокрый. Вылезай из своей шкуры и айда умываться.

      Я с облегчением выбрался из походных доспехов. Виталька дал мне вместо сапог свои старые тапочки и повел вниз, к умывальнику.

      Умывальник оказался в точности такой же, как у нас: голубой, эмалированный, с длинным болтиком вместо крана. Надавишь болтик снизу – и в руки бьет струйка.

      Такой знакомый, просто родной был умывальник, что я поспешил уткнуть лицо в ладошки с водой.

      Когда умылся, стало легче.

      “Может, все еще наладится в жизни?” – подумал я.

      Виталька, видно, почуял, что я ожил. Он припечатал свою мокрую ладонь к моей спине в круглом вырезе майки и бодро сказал:

      – Топаем!

      Мы “протопали” в комнату с хрустальной люстрой. Люстра горела, хотя вечер за окнами был совсем светлый. Только это стеклянное сверкание я и заметил в первый момент.

      – Тетя Валя, это Олег. Ты нас покорми. Ладно? – сказал Виталька.

      И я увидел тетю Валю.

      – Здрасте… – испуганно пискнул я.

      Тетя Валя смотрела на нас поверх очков. Она была высокая, горбоносая, в синем платье с воротничком, стоячим, как у офицерского кителя. Волосы у нее были гладкие, собранные сзади в тугой валик. Таких дам, худых и строгих, я видел в английском фильме про мальчишку по имени Давид Копперфилд, когда мы ходили с мамой в клуб речников. А в жизни мне такая тетенька ни разу не встречалась.

      В ответ на мое “здрасте” она кивнула, а Витальке сказала:

      – Покормить? Гм… А руки мыли?

      Виталька вытянул вперед растопыренные ладошки и повертел ими. А я не решился. Тогда он взял мои руки и тоже протянул тете Вале.

      – Ничего не поделаешь, – сказала она. – Ступайте на кухню.

      Потом мы ели сосиски с горячей картошкой и пили холодное молоко. Я помнил мамины уроки, как держать себя в гостях, и сидел прямо, локти на стол не ставил, старался аккуратно орудовать ножом и вилкой.

      А Виталька болтал ногами и шумно втягивал в себя молоко.

      – Ты поучился бы у мальчика вести себя за столом, – заметила тетя Валя.

      – Он просто стесняется, потому