Украсть у президента. Владимир Гриньков

то, что почти все, что присутствовало на столе, было добыто на собственном огороде или куплено на близлежащем рынке, где цены не кусачие. Здесь пахло бедностью. Горецкий успел познакомиться с убранством комнаты, пока хозяйка накрывала на стол, и не обнаружил никаких признаков финансовой состоятельности обитателей жилища. Телевизор – старый «Рубин». Будильник «Севани». Старая настольная лампа с оборванным шнуром. Потрепанные книги в мягкой обложке из серии «Классики и современники», знакомой Горецкому по его детству. Ни одной новой вещи. Ни одного предмета, появившегося после миллениума.

      – Я тут собрал немного денег, – сказал Горецкий. – Я буду очень рад, если вы их примете.

      Он очень правдоподобно изобразил смущение и выложил на стол сложенную вдвое средней толщины пачку сторублевок. Мария Николаевна смотрела на деньги и оставалась неподвижной. Горецкий терпеливо ждал. Женщина вдруг потерла ладонями щеки и глаза, как будто умывалась – вверх-вниз, вверх-вниз, и произнесла тусклым бесцветным голосом:

      – Если бы вы знали, как страшно в конце жизни оставаться одной.

      Ей было едва за пятьдесят, но для нее это уже был конец жизни. Потому что впереди ее ничто не ждало. Никаких других событий, кроме смерти.

      – У вас есть мама?

      – Да, – ответил Горецкий.

      Она скорбно кивнула. Горецкому впору было устыдиться, что он не сирота.

      – Вам, наверное, трудно живется? – сказал он.

      – Мне теперь совсем не живется.

      – Я понимаю, – поддакнул Горецкий. – Но я в материальном плане имею в виду.

      – Пенсия, – сообщила коротко женщина.

      – А Ваня… денег не оставил?

      Он едва не спросил – «денег не шлет?» Вот бы она удивилась.

      – Нет, – качнула скорбно головой Мария Николаевна. – Присылал, конечно…

      – Когда? – быстро спросил Горецкий…

      – До того еще… как все случилось… я переводы от него получала…

      – А после? – все-таки не удержался Горецкий.

      – «После» – это когда? – переспросила женщина и посмотрела удивленно.

      – После случившегося, – сохранял спокойствие Горецкий. – Кто-нибудь вам деньги присылал?

      – Нет, что вы, – покачала головой. – Кому мы нужны, старики? Остались со своим горем. А жизнь мимо нас теперь идет.

      Значит, Ваня не давал о себе знать. Или она осторожничает?

      – Дети наши, пока они маленькие, – продолжала Мария Николаевна. – А когда вырастают, их у нас забирают. У Вани служба. Деньги слал, а сам не появлялся. Получается – забрали его у меня.

      – Совсем не появлялся?

      – За год три дня, за два года неделя, – сказала печально женщина. – Я его и не видела.

      – Служба, – вздохнул Горецкий. – Он вам что-нибудь о службе рассказывал?

      – Нет. Вы тоже своей маме, наверное, не говорите ничего?

      – Не говорю.

      – Вот видите, – сказала Мария Николаевна. – Военная тайна.

      Последнюю фразу она произнесла без малейшего намека на иронию.

      – А вы и не догадывались? – спросил Горецкий.

      – О