Приют святой Люсии для девочек, воспитанных волками. Карен Рассел

это меняет многое. Там сейчас может обитать дух Оливии, который недовольно морщит нос – «я же оставила вам карту!» – и недоумевает, почему мы до сих пор не нашли ее.

      Когда я наконец выныриваю из воды, звезд на небе уже нет. Края облаков розовеют. Слышно, как храпит на причале Воллоу. Я вылезаю на причал и иду по теплым доскам, чувствуя себя просолившимся и заново рожденным. Выплюнув трубку, я не сразу привыкаю к нормальному воздуху – он кажется каким-то едким и чужим. Пещера светлячков. Жаль, что придется рассказать все Воллоу. Лучше бы мы вообще не находили эти проклятые очки. Есть вещи, которые мне совсем не хочется видеть.

      Когда мы возвращаемся к бабушке, ставни в ее домике еще закрыты и там темно. С крыши свисают крупные капли дождя, этакие тропические сосульки. Она смотрит по телевизору «Евангелическое бинго» и кричит:

      – «Откровение» 20:13! Бинго!

      Наш завтрак уже на столе: банановые блинчики и такой же пудинг. Кухня пропитана липким банановым сиропом, и везде валяются банановые шкурки. У бабушки выпали все зубы. Последние двадцать лет она ест только бананы и то, что из них можно приготовить. Голыми деснами не очень-то пожуешь. Когда бабушка пускает ветры, запах тоже бывает какой-то банановый. От такой еды она уже еле волочит ноги. Поэтому мы с братом стараемся есть на стороне.

      Воллоу находит рисунки Оливии, на которых она изобразила Пещеру светлячков. Мы раскладываем их на столе вместе с картой нашего острова. Воллоу изучает изрезанную береговую линию, отмечая места, где могут находиться пещеры. И тут в кухню, шаркая, входит бабушка.

      – Вы что тут делаете?

      Она заглядывает мне через плечо.

      – Господи, опять за старое взялись?

      Бабуля не понимает, к чему вся эта суета. Она не плакала на похоронах Оливии и вряд ли помнит ее имя. Ей не повезло с рождением, как и остальным девяноста двум миллионам детей, появившимся на свет в то время. Все ее братья погибли на войне. Во время «депрессии» она воровала редис из соседского огорода и ловила голубей, чтобы съесть их. Отец всегда мрачно напоминает нам об этом, словно объясняя ее теперешнюю черствость. «Ребята, ведь вашей бабушке пришлось есть голубей».

      – Так себе нарисовано, – заявляет она, ткнув пальцем в плывущую на рисунке Оливию. – Да и плавать-то она толком не умела.

      Воллоу напрягается. Я даже начинаю опасаться, что сейчас он двинет бабку по дряблой шее. Но тут она, подняв белесые брови, произносит:

      – Да это же нудистская пещера. Мы с вашим дедушкой купались там голыми.

      Мы с Воллоу вздрагиваем. Я представляю два очищенных грецких ореха, плавающих в стакане с водой.

      – Ты хочешь сказать, что узнала это место?

      – Да, только не по этим каракулям!

      Бабушка указывает на оранжевую точку в углу рисунка, такую маленькую, что я ее даже не заметил.

      – Посмотрите, где она нарисовала заходящее солнце. Пошевелите мозгами. Это одна из тех пещер, что на западной стороне острова. Но я точно не помню, где именно.

      – А эти звезды на своде?

      – Светляки