Эшафот и деньги, или Ошибка Азефа. Валентин Лавров

дата: 6 апреля 1893 года. В этот день состоялся дебют Азефа.

      Вставив в ручку новое перо, после пяти или шести черновиков он со всей старательностью заскрипел по бумаге (соблюдаем все особенности оригинала):

      «В жандармское управление г. Ростова н/Д

      Заявление

      Сим имею честь довести до сведения Жандармского управления, что в Ростове-на-Дону имеется кружок рабочих-социалистов, предводительствуемый некоторыми интеллигентными лицами, из которых гг. Фишман Дмитрий, Алабышев Василий состоят в переписке с здешним карлсруйским кружком революционеров, задающихся целью соорганизовать революционные силы как за границей, так и в России, для таковой цели отсюда посылается в Ростов-на-Дону перевод сочинения Каутского „Программа социал-демократической партии“. Переписка ведется непосредственно с лицами Мееровичем, Самойловичем и Козиным. Если мои сведения окажутся Вам необходимыми в дальнейшем, то я не откажусь их сообщать.

      Готовый к услугам покорный слуга W. Sch. (poste restante)».

      Четыре следующих дня Азеф пребывал в нетерпении, весь раздираемый мучительными сомнениями. Внешне он оставался самим собою: слушал в политехе лекции, гулял по Шлоссплацу перед ратушей, любуясь бездонным и по-весеннему чистым небом, сходил вместе с Самойловичем в театр, где смотрел пьеску «Шалости Казановы», шутил с товарищами, пил вечером красное вино, обсуждал программу революционных действий, в общем хоре пел «Письмо раввину Шнеерзону». Но в голове тревожным набатом билась мысль: «Придет ли ответ? А если и придет, будет ли он благоприятным? А что, если вдруг узнают мои заклятые приятели – просто побьют или сразу зарежут?»

      Занял у Мееровича десять марок и целую ночь провел в доме под красным фонарем в объятиях лукавой прелестницы Анхен.

      Но продажные ласки теперь мало приносили радости. Внутри Азефа все клокотало. То ему казалось, что его послание перехватят на почте и отдадут его же товарищам, то был уверен, что письмо ростовские жандармы выбросят за ненадобностью. «Во всяком случае, – успокаивал себя Азеф, – если я когда-либо окажусь в руках полиции, то заявлю, что был заодно с революционерами с единственной целью: быть полезным властям. И они будут обязаны отнестись ко мне со снисхождением». Тоскливо вздыхал: «Но хуже будет, если письмо каким-либо образом попадет к товарищам! Впрочем, это весьма вряд ли, а что точно, так это то, что мне до зарезу деньги нужны! И вообще, зачем меня черт дернул писать в Ростов-на-Дону? Что за город? Провинциальная дыра. Пожалуй, теперь же, незамедлительно следует направить еще одно письмо, прямо в Петербург. Дело будет верней!»

      10 апреля начинающий борец с революцией вновь старательно скрипел пером. Теперь рапорт, повторяющий содержание предыдущего, был адресован самому «господину директору департамента». Фамилии его Азеф не знал. Сочинитель слезно повторил просьбу: коли сведения окажутся полезными, то уведомить заказным письмом до востребования. Но о главном – о деньгах – ни-ни, хотя именно в деньгах была