Эшафот и деньги, или Ошибка Азефа. Валентин Лавров

выпил. Настроение у него было отличным: Ратаев выплатил свою задолженность. Глядя задушевно в глаза Зубатова, Азеф сказал:

      – Времена наступили тяжелые! Социалисты научились конспирации. Друг друга подозревают, в постели с женой небось слова лишнего не скажут.

      Ратаев согласно закивал:

      – Разумеется, после стольких провалов революционеры ходят напуганными. Так что, сударь, ведите свою линию аккуратно, вопросов никогда не задавайте, явным образом к их разговорам не прислушивайтесь. Делайте вид, что вы относитесь к их партийным делам, как к детской забаве.

      – Сейчас пытаются объединить все идеологически близкие кружки под эгидой Центрального комитета партии.

      Зубатов встрепенулся:

      – Вот-вот! Процесс этот крайне нежелателен. Убеждайте сподвижников, что идея объединения обречена на провал: чем крупнее партия, тем больше амбиций и склок, тем больше провокаторов и особенно возрастает риск провала.

      Ратаев, желая напомнить о своей значимости, вставил слово:

      – Влияйте в том направлении, чтобы социал-революционеры свой штаб вынесли за пределы империи. – Посмотрел на Зубатова. Тот согласно кивнул. – В этом случае руководить партией будет труднее. И повторяю: Иван Николаевич, будьте как можно осторожнее.

      Азеф улыбнулся:

      – Осторожность с террористами, как с женщиной, хороша лишь до определенных пределов! К успеху ведет решительность и смелость. – Подумал, добавил: – Но если от женщины можно схлопотать по физиономии, то террористы сразу головы лишат.

      Зубатов рассмеялся, Ратаев интересовался новостями, Азеф отвечал.

      Зубатову этот разговор доставлял истинное наслаждение. Он спросил:

      – Кого сейчас эсеры подозревают в доносительстве?

      – Александра Алексеевича Чепика.

      – Кто такой?

      – Один из руководителей московской группы эсеров. Сын, если не ошибаюсь, чиновника. Ему лет тридцать с небольшим. Несмотря на солидный возраст, он все еще студент Демидовского лицея. Это очень энергичный парень, ловкий конспиратор. Он все время болтается по Европе, встречается с революционерами, во все вникает. Я уже писал Леониду Александровичу, – кивнул на Ратаева, – что следить за Чепиком почти невозможно, у него словно на спине глаза. Впрочем, Чепик собирается в Россию. Было анонимное письмо, в котором Чепик назывался «провокатором». Хаим Житловский пытался устроить за ним слежку, но тот сразу ушел от хвоста. Это еще более усилило подозрения. Об этом мне сам Житловский говорил.

      Зубатов улыбнулся:

      – Чтобы снять с революционера подозрения, его надо в тюрьму посадить.

      – А еще лучше – повесить, – добавил Азеф. – У нас в Ростове жила тетя Циля. Она постоянно жаловалась на болезни, но ей никто не верил. Тетя Циля вдруг умерла. Тогда люди сказали: «А ведь и впрямь болела!»

      Полицейские хохотнули: остроумие агента им пришлось по вкусу.

      Доклад осведомителя нередко напоминает рассказ охотника: то же хвастовство, то же постоянное привирание,