Последнее странствие Сутина. Ральф Дутли

Они жались к подворотням и подъездам, готовые в любую секунду нырнуть в темноту, если кто-то покажется навстречу.

      О власть консьержей! Огромный глаз, от которого не укроется никто чужой, чуткое ухо, улавливающее каждый шаг и отголосок. Всё видят, всё слышат, даже мышь, забежавшая в ворота, и та не останется незамеченной. Профессиональная честь требовала не упускать из виду ничего, что происходит у входа, четко подмечать каждое перемещение. Работа швейцара учит недоверчивости.

      У вас гость, месье Лалоэ?

      Да, кузен с севера, он уже завтра уезжает.

      Со времени великого исхода в мае сорокового, разорванного бомбардировщиками бегства из северных областей Франции, когда разом тронулись с места семь миллионов человек с бадьями и матрасами, это могло сойти за правду. Все страны света сходятся в Париже. Но глаз бдителен. Всякий раз, когда фальшивые кузены поздно вечером выскальзывают из дома и немного погодя возвращаются, консьерж резким движением отодвигает большую штору стеклянной конторки и пристально их разглядывает. Дает понять, что он что-то почуял, ни одна пылинка не может проникнуть в дом без его ведома. Приезжие обязаны регистрироваться, сведения передаются полиции, а та сообщает их куда следует.

      Долго так продолжаться не может, кузен с подозрительной чужеземной внешностью должен исчезнуть. Куда-нибудь, где есть крестьяне, корзинщики, бондари, кузнецы, трактирщики, но только не консьержи. Летом сорок первого они, не привлекая внимания, переезжают в долину Луары. Супруги Лалоэ передают с ними письмо своему другу Фернану Мулену, ветеринару и стойкому мэру городка Ришелье под Шиноном. Тот берется спрятать беглецов. Выправляет им фальшивые документы с печатями Турской префектуры и советует отправляться в Шампиньи-сюр-Вёд, деревню неподалеку, снять там комнату.

      Мадам Кокери оглядывает чужаков с ног до головы. Много их теперь приезжает, с тех пор как север оккупирован. Ей не нравится акцент, с которым говорит мужчина. Оба грязные, парочка вшивых оборванцев, что понадобилось этим парижским клошарам в деревне? И Ма-Бе не требуется много времени, чтобы затеять скандал. Шесть раз они меняют квартиры.

      Он еще раз принимается за рисование, красками, которые ему присылает Марсель. Изумленные крестьяне наблюдают по утрам призрака, который носится по улицам и проселкам, согнувшись в три погибели и широко шагая, будто надеясь убежать от боли. Торопливо проскальзывает вдоль стен домов. Грязная рубаха только наполовину заправлена в рваные штаны, под мышкой – доска с приколотым кнопками холстом. Он рисует деревья, все время только деревья, да еще нескольких ребятишек из деревни. Стенает: земля здесь слишком плоская, деревья чересчур прямые, мне нужны кривые, разветвленные, в рубцах и шрамах. Топорщащиеся переулки, холмы и горы, как тогда в Сере и Кань. Но по крайней мере, он снова начал рисовать.

      На Рождество сорок второго Лалоэ приезжают к ним в Шампиньи, в их новое убежище, где уже нет пластинок с Бахом. Он рад Ольге, она поет для него