Последнее странствие Сутина. Ральф Дутли

громче, говорите яснее, доктор Тенненбаум, ничего не слышно из-за шума моторов!

      Доктор Тенненбаум и его стенания о грядущей великой боли, обрывки которых сейчас вновь доносятся до него, на этот раз голосом Герды, в медленно ползущем катафалке на пути в столицу скорби. Настойчивые, не оставляющие надежды. Будто длинный, страшный символ веры. Она запомнила все.

      Кто не дарует человеку окончательного избавления от боли, тот не бог. Нет, не избавления. Свободы от боли.

      Кто сгибается от боли, бьется в судорогах, горбится, корчится под ее ударами, тот не способен признать никакого иного бога, кроме морфинного мессии. Сертюрнер – его бог. И творцы всех обезболивающих средств – истинные апостолы.

      Что может быть неправдоподобнее религии, выдумавшей распятого бога, чтобы примирить человека с болью. Нет никакого примирения! Доктор Тенненбаум почти кричал. Вечная демонстрация его мучений – это насмешка над человеком! Смотри-ка, что может сотворить с тобой боль. Твой бог изобрел боль, какой гениальный мастер!

      Кажется, ты забыл о ней на время, но миллионнократное воспроизведение распятия буквально призывает боль обратно в тело. Грюневальд, Изенгеймский алтарь, набухшие жилы, измученная зеленая плоть. Каждая картина пыток пробуждает другую пытку, невообразимые возможности боли. Римские гвозди, тяжелым молотком вбиваемые в сухожилия, мышечную ткань и нервы, заставляют выть и визжать от боли не одного лишь Сына Божьего. Помазанник, прибитый к кресту, – это один гигантский шулерский трюк. Иисус Христос – Сын боли, физическое принятие боли. Смотри, он умер от боли ради тебя. Ради твоего избавления. От чего? Какая иная свобода может существовать, кроме свободы от боли? Долой примирение с болью! Долой молчаливое смирение, покорное потворство!

      Тот, кто годами корчится, становится непримиримым. Смысл боли исчезает для него так же, как и Бог. Утихомирить эту боль, усыпить, но только физически, разумеется, физически – вот было бы поистине божественное деяние. Уничтожить боль окончательно – было бы благороднейшим деянием для любого бога, достойного этого имени. Или не достойного.

      Тенненбаум был явно воодушевлен своим кредо. Это было его евангелие, благовествование о безболии от Сертюрнера. Он вцепился взглядом в глаза Герды, будто говорил только с этими глазами.

      Внедрив боль в тела людей, этот бог способствует захвату всех стран, экспорту боли, переносу ее через все границы. Через болевые пороги мира. Тысячелетний рейх есть мировая империя страдающего от боли тела. Без нее гестапо было бы бессильно, вы только представьте: щипцы для вырывания ногтей в подвалах – бессмысленные инструменты, удары в пах – пустая трата времени! Никто не смог бы тиранствовать Божьей милостью, не будь этой империи боли. Бесчисленные способы причинять боль утверждают власть палачей, вы меня понимаете?

      Бог-творец сам обрек себя на проклятие, когда изобрел боль для тела, по глубокому недомыслию. Мироздание без боли – это было бы благородное, чистое изобретение.