Солнце в рюкзаке. Евгения Мелемина

раз я зацепился за ветки, но потому, что позволил себе зацепиться, было приятно знать, что можешь рассчитать даже промах.

      Обзор моего зрения был куда шире, чем у Тайта или Лайна, поэтому мир практически не имел для меня границ. Через несколько минут бега я создал для себя целую вселенную-чашу, где мое тело являлось центром, а остальное – видимой и подвластной моей памяти окружностью, на которой я одновременно выстраивал несколько маршрутов, отлично помня каждую корягу и кочку.

      Пока я бежал, солнце взошло и встретило меня, сильное и здоровое порождение Аттама, теплыми косыми лучами, словно принимая в сонм тех божеств, что звались Квоттербеками…

      Квоттербек сказал в наушник:

      – Молодец, Раннинг. Возвращайся.

      Стало приятно и тепло, как тогда, когда я впервые положил ладонь на полированный бок нашего Солнца.

      Я вернулся, и Квоттербек продемонстрировал показатели, снятые с моего мозга и камеры.

      – Ты хорошо бегаешь, пока с тобой не разговариваешь, – сказал Квоттербек. – Это надо учесть.

      – Я вчера из-за этого упал? – Показатели до и после сказанной по внутренней связи фразы разнились чудовищно.

      – Да, – отозвался Квоттербек. – Разговоры тебя отвлекают. Чем, Раннинг? Такого быть не должно.

      Я сам знал, что не должно. Но меня отвлекали не разговоры, меня отвлекало другое. Квоттербек хвалил меня, и я радовался. Меня отвлекала и расслабляла радость, а в этом я ему признаться не мог.

      Оказывается, Солнце вечером закопали. К нашему возвращению Лайнмен откопал его обратно, и оно резко снизило температуру. Эту уловку я запомнил, и после при каждом удобном случае брался закапывать Солнце, потому что за день оно здорово пропекало спину, а к концу Матча палило так, что куртка вечером снималась вместе с лоскутами кожи.

      Солнце было готово к транспортировке, Лайнмен стоял возле него и грел руки. Тайтэнд тоже был полностью собран и даже удосужился вытащить из домика все остальное снаряжение.

      Высохший вождь попрощался с нами и что-то проворковал напоследок Квоттербеку.

      – Что он сказал? – спросил я у Тайта.

      – Он сказал, что здесь водятся Волки, – хмыкнул Тайтэнд. – Очень своевременно… Где вы шлялись, Раннинг?

      В его голосе слышалось уязвленное самолюбие, и я не упустил случая позлорадствовать:

      – Тайтэндов не касается.

      Мне очень хотелось обособить себя и Квоттербека ото всех остальных.

      Лайнмен поднял на меня светлые невозмутимые глаза и сказал:

      – Ты поесть успел?

      Я отрицательно покачал головой, и он вручил мне фляжку с вчерашним крепким бульоном.

      Стало стыдно, и я молча ушел вперед, запивая бульоном терзающий меня голод.

      Квоттербек пару раз сверялся с картой и вел себя настороженно. Тайтэнд тоже волновался, нарезал вокруг него круги, как собака, а потом пристроился сбоку и начал что-то говорить. Квоттербек выслушал его и кивнул, и только тогда Тайтэнд вернулся в строй.

      Он загадочно