Мисс Свити. Валери Собад

внушительный вес своей владелицы.

      Она склонилась к тетке, на лбу которой красовался носовой платок, смоченный в лавандовой эссенции, знаменитой своими успокаивающими свойствами.

      – Что случилось-то? – мягко спросила она.

      Ей пришлось подавить в себе тяжкий вздох. За последний месяц она уже в пятый раз сидела у изголовья страдающей Маргарет. Обычно та судорожно всхлипывала, после чего разражалась многочисленными жалобами: на старость, лишающую ее творческих способностей, на несносный характер сестры, никогда ее не понимавшей, на ступеньки лестницы, взбираться по которым с каждым днем становится все труднее… Саманта доброжелательно кивала головой, дожидаясь, пока иссякнет словесный поток. Вскоре Маргарет приподнималась на кружевных подушках, приносила свои извинения – опять она оторвала Саманту от работы – и требовала бокал хереса.

      Но на сей раз вопрос Саманты остался без ответа. Она повторила его, но Маргарет по-прежнему молчала. Из ее больших навыкате глаз ручьями струились слезы. Обильно оросив щеки, они собирались в небольшую канавку, теряющуюся за воротником ночной сорочки. Маргарет безотрывно смотрела на плотно задернутые шторы в цветочек.

      – Ну ладно. На, прими таблетку, и через несколько минут тебе полегчает.

      Это вернулась Агата. Она протянула сестре розовую таблетку и стакан воды. Маргарет от нее отвернулась. Агата повысила голос:

      – Или ты немедленно принимаешь лекарство, или я сдаю тебя в дом престарелых.

      Маргарет испуганно посмотрела на сестру и послушно проглотила таблетку. Минуты через две черты ее лица расслабились. Она задышала ровнее, хотя еще сидела, прикрыв заплаканные глаза и открыв рот, и хлюпала носом.

      – Я так ничего и не поняла, – шепнула Саманта.

      – Пошли на кухню. Для хереса еще рано, но чашка чаю не повредит.

      И они вдвоем устремились на безупречно чистую Агатину кухню. Бабушка наливала в чайник воду, внучка доставала с полки чашки.

      Агата заварила чай, добавила Саманте в чашку капельку молока, опустила в свою три кусочка сахару – в ее возрасте, полагала она, глупо беспокоиться из-за гликемии.

      Она закрыла глаза, смакуя первый глоток, а затем сообщила:

      – Это все из-за Теофиля. Он от нас съезжает.

      Саманта в недоумении поставила чашку на стол:

      – Он что, нашел себе квартиру просторнее?

      – Нет. Он едет во Францию умирать.

      – Я и не знала, что он болен. До такой степени? – удивилась Саманта.

      – Он показал мне свои последние анализы. Со здоровьем у него все в порядке. Но ты же его знаешь. Он человек предусмотрительный. Его ввергает в ужас идея плыть через Ла-Манш в гробу.

      – Что-то мне не верится, что это единственная причина…

      Агата улыбнулась. Сообразительность внучки ее восхищала. Наверняка унаследовала ее мозги.

      – Ты права. Отъезд не связан с его здоровьем. Это из-за паркинга. На месте дома, где погибла его жена, собираются устроить парковку.

      –