Скифия–Россия. Узловые события и сквозные проблемы. Том 2. Д. А. Мачинский

сведениям Прокопия и Псевдо-Кесария можно присоединить свидетельства Псевдо-Маврикия и арабских авторов о самоудушении славянских женщин в случае смерти мужа.

      Подтверждением данных Прокопия о значительной роли, которую играли водные культы в религии древних славян, служит сообщение Новгородской Первой летописи младшего извода о том, что, наряду с культом «бесов на горах», т. е. верховных богов, там, где «ныне же <…> святые церкви <…> стоят», поляне, кроме того, еще во времена Кия (VII–VIII вв.) «жруще озером и кладезем и рощением, якоже прочии погани». Важно отметить, что если имена трех братьев (Кий, Щек, Хорив) закрепились за тремя киевскими холмами, то имя их сестры совпадает с названием протекавшей поблизости речки Лыбедь, где и позднее в низине на берегу реки жили киевские княгини (Рогнеда, Предслава), что лишний раз говорит о сакрально-профанной связи «женского» и «водного».

      Трудно сказать, каким мыслился образ «демонов», упоминаемых Прокопием сразу вслед за реками и нимфами и объединенных с ними в одну систему. Из относительно поздних сказаний можно в связи с этим привлечь легенду о Змее – Крокодиле в Волхове, чей образ, однако, слился уже в одно неразрывное целое с образами Перуна и волхва, став в новгородском сказании неким обобщенным воплощением язычества.

      Завершая обзор первоисточников по этому периоду, вспомним упоминаемый ПВЛ обычай ненавистных полянам и олицетворявших «языческую нечистоту» древлян совершать браки путем умыкания девицы у воды, что опять-таки, если исходить из норм сельской жизни и условий жизни деревенских девушек, вероятно, имело и сакральный, и профанный смысл (ПВЛ 1950а: 15). К рассказу ПВЛ о языческих игрищах радимичей, вятичей и северян, где по предварительному сговору умыкали жен, имеется интересное дополнение в Летописце Переяславля Суздальского (ПВЛ 1950б: 227), где в повествовании о свободе нравов, допускавшейся на таких праздниках, рассказывается о том, что иных жен «метааху на насмеание до смерти».

      Итак, для рассмотренного периода можно вывести немногие, но достаточно устойчивые соотношения. Верховное мужское божество (или божества) небес, распоряжающееся жизнью и смертью, связанное с небесными «огненными» явлениями, с понятием верха, дополняется целой системой верований более низкого порядка, в основе которых лежат культы в первую очередь водных объектов и населяющих их существ – женских божеств низшего ранга; рядом с ними существуют какие-то мужские божества, часть которых, возможно, имела, по представлениям словен, звериный или змееобразный облик.

      Положение женщины в бытовом и в сакральном отношении у славян этого периода было незавидным. Можно подозревать наличие определенных идей о женской нечистоте и вторичности, что зачастую приводило к жестоким обычаям и обрядам; иногда их выполнение кончалось смертью женщин, а также биологически и семантически неразрывно связанных с ними младенцев.

      Область самостоятельной женской обрядовой жизни на основе