Скифия–Россия. Узловые события и сквозные проблемы. Том 2. Д. А. Мачинский

своего расцвета в VIII–X вв. и записанному частично в конце X в. («Беовульф»), частично уже в XIII в. («Старшая…» и «Младшая Эдды») или позднее.

      Термин «русь» в IX–X вв. в первую очередь означал полиэтничный верхний военно-торговый слой на землях восточного славянства; значительная роль, которую играли выходцы из Скандинавии в сложении этого слоя и его уклада жизни, столь тесно связанного с морской стихией, в оформлении его обрядовой жизни и мифологии, не подлежит сомнению. Основу мифолого-обрядовой системы этой Руси естественным образом составили фигуры местных славянских (и славяно-балтских) богов – Перуна и Волоса, однако в наполнении этих общенародных образов новым социальным содержанием принимали участие и варяги, и чудь, и меря, и хазары, причем, безусловно, в разработке воинских «водных», и в частности «морских», их функций и атрибутов ведущую роль играли варяги. В связи с этим вспомним, что обычными обозначениями морского корабля в скандинавской поэзии были кеннинги «морской конь», «конь мачты», «олень моря», «бык штевня», а также и «змееголовый» или «драконоголовый». Иными словами, поэтический язык скандинавов, являвшийся адекватным выражением их мифологического мышления, уподоблял корабль либо ездовым и упряжным животным (олень как упряжное животное был также известен скандинавам), либо их покровителю – змею (дракону). Напомним также, что, судя по скандинавскому пласту в «Беовульфе» и по данным «Старшей…» и «Младшей Эдды», жилище страшного змея-дракона мыслилось именно на дне моря.

      Известная сопоставляемость образа коня с образом ладьи подтверждается показаниями письменных источников и археологии. Легенда об Олеговых кораблях на колесах, использованных как военная хитрость при осаде Царьграда, соответствует западноевропейской легенде о медных конях на колесах, использованных с той же целью; исследователи резонно полагают, что медный конь здесь является кеннингом боевого корабля, принятым в поэзии скальдов (Рыдзевская 1978: 179–180). Чрезвычайно показательно варяжское погребение, раскопанное у Ладоги: оно совершено в ладье, около носа которой захоронены как бы впряженные в нее два коня; погребения знатных русов в X в. часто совершались в ладье или с конем.

      В целом можно реконструировать следующую картину. Скандинавы восприняли в восточнославянской (и славяно-балтской) среде религиозную систему из бога Перуна и демона Волоса (Велеса). Эти существа были в известной мере антиподами, поклоняться одновременно обоим было не принято, но в известных случаях, особенно во время дела, исход которого был неясен, следовало призывать обоих. Видимо, подобную пару мифических существ имеет в виду и Гельмольд, когда сообщает о прибалтийских славянах: «Во время пиров и возлияний они пускают вкруговую жертвенную чашу, произнося при этом <…> заклинания от имени богов, а именно доброго бога и злого, считая, что все преуспеяния добрым, а все несчастья злым богом направляются. Поэтому злого бога на своем языке называют дьяволом, или Чернобогом» (Гельмольд I,