Агробление по-олбански. Ильдар Абузяров

дергайся, возьми отпуск, отдохни.

      – Где, в России?!

      – Да, в России. Говорят, там девочки ничего, поживешь немного, а если решишь остаться, позвонишь Пьеру, он занесет твое заявление.

      – Да, наверное, так будет лучше.

      – Конечно лучше.

      Вокзал Сен-Лазар, наполненный, как и все другие вокзалы, звуками и запахами, чересчур яркими, изобиловал красным цветом. Отправляясь в постсоветскую, пивную Россию, в ее бурную, судя по последним парижским публикациям, пену, Жан увидел в витрине привокзального магазина необычные часы, представлявшие собой убогую деревянную избу с куриной лапой-маятником. Жану показалось, что нечто похожее он наблюдал во сне. И вдруг из дверцы часов выскочила кукушка.

      «Пора пробуждаться от ложных представлений, – пела она, – разве бывают кукушки с куриными ножками? Пора-пора».

      Когда Жан, сидя на месте, указанном в билете, разглядывал рекламные буклеты, в купе вошел лысый мужчина средних лет в мятом пиджаке, грязной сорочке и грязной обуви.

      Скинув с плеч брезентовый рюкзак и вытерев огромным носовым платком испарину со лба, мужчина сделал реверанс: «Здрасьте!»

      Несколько часов они ехали молча.

      Сен-Дени – обнаженная Александра.

      Льеж – обнаженная Александра.

      Кельн – обнаженная Александра.

      Что такое европейский город, ну, например, Кельн, на платформу которого подышать свежим воздухом вышел Жан?

      Это чудо, это Рейн и ажурные горы Кельнского собора посреди равнины. А под ним, словно под рождественской елкой, коробки магазинов с одеждой, трусами, часами, телевизорами. Все здесь устремлено вверх, к пикам небоскребов и готических соборов, где ангелы вещают избранным об их бессмертии. И словно веря им, двенадцать маленьких романских церквушек водили вокруг Кельнского собора хоровод.

      Было уже достаточно поздно, когда Жан, ужиная, не без интереса наблюдал, как его попутчик, ворвавшись в вагон-ресторан, попросил кого-то из ресторанной обслуги наполнить двухлитровую банку кипятком. В купе они возвращались вдвоем, аккуратно ступая по мягким паласам. Попутчик бросил в банку пакетик чая, и тот, словно экзотическая рыбка, махнув плавником, ушел на дно.

      – Ууу-ааа, – наслаждался попутчик, разбалтывая чай то в стакане, то в банке.

      – Рррр, рррр, – остужая.

      – Уу-аа… ууу-ааа… – отхлебывал большими глотками. Чавкал:

      – Бис-бис.

      При этом он обтирал платком подмышки и потную, тощую, волосатую грудь. Так продолжалось до тех пор, пока мужчина не заявил вслух: «Пойду еще попрошу кипяточку, а то чай остыл».

      – Откуда вы? – остановил в дверях попутчика Жан, пока не поздно.

      – Из Кан.

      – Канн? – удивился Жан.

      – Да, это такой городок в Сибири. В Красноярском крае. Я в командировке был в вашем Кане с одной Н.

      – А, Кен? – догадался Жан. – В Нормандии!

      – Вы, французы, у нас на заводе заказ разместили на изготовление железнодорожных колес, а я зам главного инженера.

      – И