Агробление по-олбански. Ильдар Абузяров

и раньше здесь жили, а после того, как в 1826-м султан Махмуд II запретил этот орден у себя в Турции, они стали потихонечку перебираться в Албанию.

      – Дедушка, как вас зовут? – опять оторвался парень от девушки. Сам он был с юга.

      – Гейдар.

      – Вы ведь, дедушка, с севера, то есть гек.

      – Да, я с севера.

      – Так нехорошо про своих соседей с юга, тосков и бекташей, плохо отзываться за их спиной.

      – Какие бекташи и тоски! Они же чукчи, – дедушка аж заикался, – чухонцы, чуки!

      Дослушав спор, парень вернулся к сексу. На людном месте. Наверное, он тоже был из бекташи. Духом.

      А пока они спорили (трахались), Петр думал о Большой Женщине из-за которой, по его мнению, и разразилась финансовая буря. Кто она – Россия или Америка. Какое им должно быть дело до маленькой Албании. Почему из-за них должна страдать его маленькая Албания?

      Глава 3

      Кукушки Парижа

Листы из тетради

      Ночью она взывала к небу. Этот крик поглотил все ее тело, он был сильным и в то же время перемешивался с пошлостью.

      Утром ей пришла мысль, что ее сердце, как зеркальце, пускает зайчика. Она легла в горячую ванну, зажала грудь ладонью и стала ждать ответа.

      – Кто на свете всех прекрасней?

      – Я.

      К вечеру все было кончено. Врач констатировал инфаркт, а офицер полиции долго не мог оторваться от белоснежной груди с пухлым розовым соском, что, как губка, впитывает взгляд, и даже позволил себе коснуться и провести по остывающему телу пальцами. То ли из-за боязни смерти, то ли из-за накопившегося за день напряжения, но его пальцы свело легкой судорогой.

      Идя по ночному городу, он инстинктивно заглядывал в попадавшиеся ему зеркала и витрины. Еще полчаса назад, он, словно влюбленный мальчишка, подглядывал за нежной девушкой, широко раскинувшей бедра на дне ванны. Подглядывал с грустью, сожалел.

      Когда в участке оформили труп и уже собирались передать бумаги в канцелярию, Жан попросил положить папку ему на стол.

      – Родственников оповестили?

      – Нет, месье, это невозможно.

      – Что, нет родственников?

      – По-видимому, нет.

      – Хорошо, я сам займусь этим.

      Все дела, связанные с глупой смертью, Жан рассматривал самолично. Как и Монтень, он считал, что вера есть нечто запечатлеваемое в нашей душе. То же самое и со смертью: чем она глупее, тем запечатлевается ярче. Потому что не бывает случайных смертей.

      Полицейский по долгу службы, словно хороший актер, обязан вживаться в образ жертвы и смотреть открытыми глазами. Прямо.

      Не так, как ищейки всюду суют свой нос. А просто открытыми глазами. Прямо. Это важно, как важна смерть близкого тебе человека.

      Инфаркт под воздействием очевидного. Душа привыкает к простым предметам. А тут бац – оп-паньки. В любом случае инфаркт тверже, чем сердце.

      Жан развязал ветхие от старости шнурки папки и стал нащупывать самый