Я садовником родился. Наталья Андреева

отмахнулся Леонидов.

      – Прокуратура, что ли?

      – Хуже. Эксперт по особо странным преступлениям.

      – А такие есть?

      – Уже есть. Новая штатная единица. Не слыхал?

      Мужик в камуфляже задумчиво покачал в руке резиновую дубинку. Леонидов слегка удивился: дубинка-то ему зачем? Новая штатная единица? Как он, однако, отстал от жизни! Барышев выглянул вовремя.

      – Леха? Здорово! Тут еще одна девица. Убита примерно с час назад.

      – Аналогичный случай?

      – Тот, да не тот. Не знаю пока. Посмотришь? Проходи.

      И Барышев любезно пропустил его вперед. Леонидов победно взглянул на мужика в камуфляже:

      – Ну вот, а ты не верил! Говорю ж тебе: новую штатную единицу ввели.

      – Какую единицу? – подозрительно спросил Барышев. – Опять твои шуточки?

      – Черт, а чего ж так темно? – выругался Леонидов, попав в маленький предбанник между первой дверью и второй.

      – Ночь.

      – Ага. Души человеческой. Электрического света не выносит, так и просит тело бренное активно лампочки в подъездах бить. – Он сделал шаг вперед, на ощупь. – Где она?

      – Вон лежит, – кивнул Серега на женское тело. Алексей пригляделся. Ноги на ступеньках, голова на кафеле. И машинально отметил: обута.

      В самом подъезде было светлее. Женщина лежала возле будочки вахтера, крохотной комнатушки, огороженной фанерой. Когда-то здесь по очереди дежурили жильцы, но потом среди обитателей подъезда начался раздрай из-за денег, и окно в будочке заколотили той же фанерой. Леонидов потрогал хлипкую дверь, потянул за ручку. Она тут же открылась.

      – Замок сломали, – вздохнул Барышев.

      – Надо думать. – Алексей заглянул в будочку: – Интересно кто? Бомжи или наш маньяк? Популярное место, должно быть, у местной молодежи. Вон и банки из-под джин-тоника валяются. Пивные бутылки. Хреново. Затоптано все.

      – Леша, у нее такие же шрамы на шее. И на лице.

      – А кто она? Уже выяснили?

      – Да. Паспорт в сумочке. Капитан Степанов поднялся наверх. К мужу.

      – К мужу?! Так она что, замужем?!

      – Ну да. Воробьева Виктория Сергеевна, тридцать девять лет. Прописана в этом доме. Вот уже десять лет. По адресу…

      – Тридцать девять лет! Высокого роста!

      Леонидов обошел мертвое тело, внимательно осмотрел женские ноги в тяжелых зимних ботинках.

      – А размер-то, а?

      – Ну, тридцать девять – сорок, не меньше. И что?

      – А то. Ты, Сережа, туфельку-то ей примерь. На всякий случай. Вдруг у нее и убитой позавчера белой Лилии было что-то общее? К примеру, туфля. И такое бывает.

      – Ничего у них не было общего! Ни-че-го! Точка. Та маленькая, эта высокая, та не замужем и вообще того-этого… Одним словом… Как бы поприличнее выразиться? Ну, словом, как сказал эксперт, половой жизнью не жила. – Алексей хмыкнул. Ну, Серега! Застенчив, как девица! Будто и сам того-этого. Барышев меж тем продолжал: – А эта замужем, двое детей, тридцать девять лет. Женщина в возрасте, – сказал Серега, которому не исполнилось еще и тридцати.

      – В возрасте! –